.

дежурные следователи другие выезжали. И наши опера, и судебные медики тоже другие. Согласись – всем ведь до феньки, кто у них за понятого будет…

      Сизов перечитал все три протокола, подумал:

      – Да, брат Юрок, в этом что-то есть. Ему же, козлу, вовсе не по пути. Если даже предположить, что он на работу шел. Шестая-то клиника вон где, совсем в противоположную сторону… Ну и голова у тебя, Юрок! Я ведь по десятку раз перебирал эти бумаги. А кто про понятых когда читает?.. Ну ты молодец, Юрка!

      Старший опер от неожиданной радости потерял дар речи. Он залпом допил остатки водки и закурил.

      – Ноги надо срочно пускать за ним, – понизив голос, сказал Юрка.

      – Да знаю я. Не учи отца… Если не он, так кто-нибудь из его окружения. Мы сейчас где-то очень близко.

      Терентьев ворвался в кабинет радостно-возбужденный. Из пакета выложил две бутылки водки, колбасу, сыр, помидоры.

      – Ну что, мужики, отужинаем?

      Ему не ответили.

      – Вы чего? По-серьезному схватились?

      Сизов усмехнулся и потрепал Терентьева по плечу:

      – Пока ты бегал, Юрка все убийства раскрыл.

      – Ты меня за кого принимаешь, Сизый?

      – Да нет, Тереха, кажется точно. Расскажи-ка ему, Юрок…

      * * *

      Старый лесопарк на восточной окраине города в этот поздний час был немноголюден. А ближе к полуночи, когда погаснут последние фонари и парк погрузится в темноту, редкий прохожий отважится рысью пробежать через него, срезая путь от автобусной остановки к жилому массиву, поскольку это место давно пользуется у горожан дурной славой: нет-нет, да и происходили здесь разные криминальные случаи…

      Эдуард Николаевич долго хоронился под ветвями дуба и с тревогой прислушивался к ночным звукам, желая заранее различить в них шаги идущих по дорожке людей – мужчины и женщины. Несколько часов томительного ожидания в состоянии психического напряжения неминуемо привели бы к срыву. Он уже был на грани. И неизвестно, что бы произошло в следующие минуты, если бы не обыкновенный лесной житель – еж. Шурша опавшей листвой, чихая и фыркая, ежик вплотную приблизился к его вытянутым ногам и замер, внимательно разглядывая неожиданное препятствие. Эдуард Николаевич на какое-то время отвлекся и даже немного поразмышлял на тему бытия, завидуя незапятнанной, счастливой ежовой жизни… Как раз в этот момент наконец раздались шаги, а потом он услышал приглушенный, до боли знакомый смех жены и вслед за ним оживленный мужской говор. Эдуард встал на ноги, переступил через свернувшегося клубком ежа и, подойдя к краю дорожки, приготовился к прыжку…

      Он бросился на парочку, не дождавшись, пока они поравняются с ним, и мгновенно почувствовал, как цепкие и сильные руки обхватили его сзади. Затем кто-то сзади ударил его по ногам, он упал, и ему, лежащему на асфальтовой дорожке, в затылок уперлось что-то холодное.

      – Не шевелись, гражданин Медведев, – прохрипел над ним голос. – Пристрелю…

      Проездом

      Поезд из далекой провинции пришел