Несказка о звёздном мальчике. Рыцарский роман. Мария Олеговна Буркова

и прекрасным, как сама юность, кабы не хищное выражение полуоткрытых губ и очень пламенный взгляд по-прежнему тёмных глаз.

      – Камилла, – тихо и спокойно произнёс Эстрелладо, пытаясь сладить с болью и стерпеть те мучения, что причиняла растяжка, – прости меня. У меня лихорадка и очень болят раны. Не надо, прошу тебя.

      – Просят не так, – усмехнулась она с каким-то липким сладострастием. – Да и поздно, невежа.

      – Зачем это тебе? – спросил он с тихой печалью в голосе. – Я никогда не желал тебе зла, но что ты потом будешь делать, ты ведь станешь королевой. Остановись – для себя, не для меня.

      Принцесса как будто стала темнее – а может, блики от пламени портили её недвижное лицо, на котором не отразилось никаких ещё эмоций, кроме мрачного торжества…

      – Тебе не кажется, что ты не тот, кто смеет мне указывать, что делать? – в её металлическом тембре загрохотало уже что-то совсем грозовое.

      – Камилла, – он говорил уже с трудом, хотя по-прежнему ровно и спокойно, – мне слишком плохо, чтоб играть в такие игры. Пощади меня, пожалуйста. Не нужно, всё кончится очень скверно.

      Он не видел, что она уже отдала жестом какой-то приказ в сторону тем, кто оставались здесь и, похоже, совсем не интересовались разговором. Боль нарастала, начиная слепить и растаскивать тело на кусочки. Голову уже невозможно было держать ровно, и она завалилась на грудь. Хоть бы отключиться тогда скорее, что ли, мелькнула слабая мысль. Но этого не случилось даже тогда, когда калёные прутья сомкнулись у него на талии… Как ни странно, закричать не удалось, но Эстрелладо очень удивился тому, что он ещё жив и в сознании – всё прочее поблекло, прошлое и всё, что существовало за пределами этого ада, перестало существовать. Сердце и кровь грохотали так, как бьёт об скалы девятибалльный шторм, и было удивительно, что они не остановились до сих пор. Когда адская волна схлынула наконец, оставив ожоги пылать и позволив хоть как-то вздохнуть, юноша почувствовал сквозь гарь от сожженной плоти, что происходит что-то ещё, а именно – его подбородок чем-то поднимают вверх. Пальцы в белой перчатке, надо же – а какие у принцессы глаза пылающие, уже не злые, кажется, но с интересным выражением, и язык по губам у неё скользит явно не просто так, экая выискалась весёлая кошка, ага.

      – Я говорила тебе, что ты пожалеешь, чему ты удивляешься теперь? – интонация капризного ребёнка, всего лишь, она что, вообще не понимает, что причинила? Боль же не проходит, вовсе, если убрать прут…

      Эстрелладо с трудом вздохнул, но произнести спокойно слова у него получилось ещё…

      – Я мог бы сделать всё, что желаешь, и даже был не прочь, – с жалящей грустью сказал он. – Но теперь просто не смогу, вот чего ты добилась, дурочка.

      – Может, повторим, раз ты так упрям теперь? – она произнесла это медлительно, с придыханием, и тут мозг пронзила догадка – это выражение лица и глаз, да, оно же всегда бывало у деревенских девок на сеновале во второй части свидания, перед самым последним всплеском…

      – Дура! Идиотка уродливая! –