Камни Таэры. Ольга Манскова

в их ряды и умеющие хорошо играть. И музыкантов явно было гораздо больше, чем необходимо для создания отлаженного оркестра; многие из них были в масках. Вот один из лютнистов, как только закончилась очередная мелодия, отложил в сторону лютню и что-то сказал своему товарищу. И вдруг, миновав цветочную арку, направился прямо к Лорелее. Она стояла как раз неподалёку и разглядывала танцующих, но не осмеливалась выйти вперёд и приблизиться к площадке.

      – Разрешите вас пригласить, милая маленькая леди! Вы танцуете? – спросил лютнист. – Не буду скрывать, что я, в общем-то, лишь по совместительству музыкант. Меня любит принц, и потому я сегодня тоже здесь. Так что, не принимайте меня всерьез, а просто поупражняйтесь на мне в искусстве танца. Чтобы потом блистать великолепнее.

      – Я очень плохо танцую.

      – Это не важно. Если вы, конечно, красивы. Позвольте вашу ручку…

      И вот Лорелея уже идёт на ярко освещённую часть зала, и на неё и её кавалера устремляется множество чрезвычайно любопытных глаз.

      Они закружились в церемониальной разновидности книгсена – танца, больше похожего на важное прохаживание друг подле друга с поклонами и приседаниями. Книгсен был неплохим танцем для знакомства, поскольку оставлял много свободного времени для разговора. Поскольку партию вёл её партнер, танцевавший легко и непринуждённо, а Лорелее надо было только под него подстраиваться, то она смотрелась весьма прилично.

      – Теперь снова чуть присядьте, затем – слегка поклонитесь, – подсказывал ей лютнист. – Как вас зовут?

      – Лорелея. Но и вы мне ещё не представились, – ответила она, быть может, задаваясь одновременно вопросами: об этой ли встрече на балу предупреждал её слуга в картинной галерее? Что должен поведать ей этот господин?

      – Я назову свою должность при дворе, и все ваши дальнейшие вопросы отпадут сами собой: я королевский шут.

      – И всё же… Я назвала вам своё имя. Назовите и вы своё.

      – Шут… Обычно дамам бывает этого достаточно. Впрочем… Экспромт…

      Что в имени тебе моём? Оно – лишь ветер,

      Что пишет письмена на облаках…

      Что – боль моя? Что – мой священный трепет?

      Не думает весна о мотыльках…

      Что в имени тебе моём? Оно исчезнет.

      Сотрёт закат лицо, оставив тень,

      И я уйду, случайный сотрапезник,

      Как только ночь заменится на день…

      Что в имени тебе моём? Зачем названья?

      Они ни боль, ни жизнь не объяснят,

      Зачем менять желанья на страданья,

      Коль дни пройдут – как птицы улетят?

      Кто я тебе? Шальной случайный призрак,

      Лишь глупый мальчик, встреченный в веках?

      Когда грядёт падение отчизны,

      Зачем писать стихи на облаках…

      И я и ты, и общее, что наше,

      Исчезнет завтра, сгинет ото дня.

      А имена