После бала. Энтон Дисклофани

дни, – встревожило меня. Однажды я чуть не потеряла Джоан, в тот год, когда она вернулась из Голливуда. Я не знала, как помочь ей.

      В этот раз я дала ей время, оставила в покое в надежде, что она сама придет ко мне. Я понимала, что не стоит задавать ей слишком много вопросов. Но она не приходила ко мне, поэтому я покинула спящего мужа и на цыпочках пошла вниз, в его кабинет.

      Сперва я проверила Томми – разве можно не зайти ночью в комнату своего ребенка, чтобы проверить, дышит ли он? Он дышал, глубоко и ровно, по его дыханию можно было бы засечь время.

      После старого скрипучего паркета в доме мамы я заставила дизайнера положить мягкие бежевые ковры по всему дому, кроме кухни. А поверх тех ковров лежит еще один слой ворсистых ковриков ярких цветов. В моем доме просто невозможно ходить шумно.

      Я закрыла за собою дверь в кабинет Рэя и, налив себе немного хорошего скотча, залпом его проглотила. Я ненавидела вкус, но мне нравился эффект, который он дает.

      Я почти сдалась и чуть было не положила трубку, как она ответила.

      – Алло, – сказала она. – Только Сесе может звонить так поздно.

      Она не была пьяна. Ничего необычного. Ее голос был, возможно, лишь немного раздраженным.

      Я завалилась в кожаное кресло за письменным столом Рэя; казалось, что мои кости стали жидкими.

      – Это Сесе. Я…

      – Ну конечно это ты.

      Она выдохнула, и я поняла, что она курит. Я ассоциировала курение – запах дыма, картинку женщины, которая вставляет сигарету между губ, – с Джоан.

      – Помнишь, как ты учила меня курить? – спросила я.

      – Да уж, ты бы меня такому не учила.

      – Мы тогда были в Эвергрин. Кажется, нам было по тринадцать.

      – По двенадцать, – поправила Джоан, – нам было по двенадцать. – Мне стало так приятно, что она запомнила. – Тебя рвало в траве, а я боялась, что убила тебя. – Она засмеялась. – Но ты оказалась сильнее этого.

      – Ты заботилась обо мне, – сказала я. – Ты дала мне свою одежду, чтобы Дори не учуяла запаха, и уговорила наших мам разрешить мне остаться на ночь, хотя это был будний день.

      – Ты не хотела уходить, – сказала Джоан. – Никогда не хотела.

      Это правда, я никогда не хотела уходить. Тогда же мне стало плохо от дыма и меня рвало за сараем в саду, а Джоан гладила меня по спине и положила мне на лоб влажное полотенце. Той ночью я уснула рядом с ней.

      – Я воровала сигареты у папы, – сказала она. – Он никогда их не считал. А вот мама считала. – Она вздохнула. – А теперь папа даже не знает, кто я.

      – Он по-прежнему тебя любит, – сказала я. Я знала, что это правда. Любить Джоан было в крови у Фарлоу.

      Какое-то время она молчала.

      – Наверное, любит. Не знаю. Уже поздно. Очень поздно. Я бы не стала звонить тебе так поздно. Я могу разбудить Томми.

      Я ждала ответа. Мое лицо, казалось, кипело.

      – Так что ты хотела узнать? В порядке ли я? Да, все хорошо. Мне просто нужно побыть одной.

      – Но ты не одна, – сказала я, водя пальцем по ободку тяжелого хрустального стакана.

      Джоан