Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник). Морис Леблан

псевдо-Ганимар полюбовно расстался с бароном. Главная причина молчания барона заключается в том, что он попросил так называемого полицейского выполнить весьма деликатную миссию: связаться со мной и вступить в переговоры. Вполне вероятно, что в этот самый момент барон, заплативший определенную сумму, уже получил назад свои дорогие игрушки. А из этого следует, что он отзовет свою жалобу. Нет жалобы, нет кражи. И поэтому прокуратура прекратит…

      Ганимар изумленно смотрел на узника.

      – Но откуда вы обо всем этом знаете?

      – Я только что получил телеграмму, которую ждал.

      – Вы получили телеграмму?

      – Только что, друг мой. Из вежливости я не стал читать ее в вашем присутствии. Но если вы позволите…

      – Вы издеваетесь надо мной, Люпен!

      – Будьте любезны, дорогой друг, осторожно разбейте это яйцо всмятку. И вы сами убедитесь, что я не издеваюсь над вами.

      Ганимар машинально послушался, разбил яйцо ножом и тут же вскрикнул от изумления. В пустой скорлупе лежал голубой лист бумаги. По просьбе Люпена Ганимар развернул его. Это была телеграмма, вернее, часть телеграммы, от которой оторвали номер почтового отделения. Ганимар прочитал:

      «Сделка состоялась. Сто тысяч франков получено. Все на мази».

      – Сто тысяч франков? – переспросил он.

      – Да, сто тысяч франков. Это мало, но сейчас настали трудные времена… И я тоже несу непосильные расходы! Вы же знаете мой бюджет… бюджет большого города!

      Ганимар встал. Его плохое настроение улетучилось. Погрузившись в размышления, он мысленно перебирал все детали дела, пытаясь найти в нем слабое место, потом произнес тоном, в котором отчетливо слышалось восхищение знатока:

      – К счастью, таких, как вы, не больше десятка. Иначе пришлось бы закрыть лавочку.

      Арсен Люпен, скромно потупившись, ответил:

      – Ба! Хотелось развлечься, занять себя чем-нибудь… Тем более что дело могло выгореть только в том случае, если бы я был в тюрьме.

      – Как? – воскликнул Ганимар. – Ваш процесс, ваша защита, следствие – всего этого недостаточно, чтобы развлечь вас?

      – Нет, я решил не присутствовать на своем процессе.

      – О-о!

      Арсен Люпен твердо повторил:

      – Я не буду присутствовать на своем процессе.

      – Правда?

      – Ах, мой дорогой Ганимар! Неужели вы думаете, что я собираюсь гнить на этой сырой соломе? Вы оскорбляете меня. Арсен Люпен сидит в тюрьме столько, сколько ему угодно, и ни минутой больше.

      – Возможно, было бы разумнее вообще не попадать в тюрьму, – заметил инспектор с усмешкой.

      – Ах, господин полицейский изволит шутить? Разве господин полицейский забыл, что он имел честь арестовать меня? Знайте же, мой уважаемый друг, что никто – ни вы, ни кто-либо другой! – не схватил бы меня, если бы в тот критический момент мною не двигал более существенный интерес.

      – Вы удивляете меня.

      – На меня смотрела женщина, Ганимар, и я любил ее. Понимаете ли вы, что значит, когда на вас смотрит