Кто не знает братца Кролика!. Илья Бояшов

Я объясню вам, мой недоверчивый слушатель. Мы – барометр любого общества. По нам можно судить обо всей общественной атмосфере. Запомните одну очень важную вещь: когда концентрация нашего брата у вершин и на вершинах власти превосходит всяческие мыслимые и немыслимые пределы – общество больно! А иногда – неизлечимо. Так повелось со времен хазарского каганата! Вот вам Германия двадцатых годов – шестьсот богатых семейств правят страной и скупают половину Берлина. Этим толстосумам принадлежало восемьдесят процентов капиталов всей нации! Что же здесь удивляться приходу Адольфа? Только поэтому нас нужно беречь и лелеять! Я же сказал – барометр! Так пользуйтесь им – меняйте страну, проводите реформы, а не устраивайте пошлейшие погромы и не сваливайте на нас всю вину отцов своих! Мы буревестники – и ничего более. Возможно, в этом и есть наша суть, которую определил нам сам Господь еще до Рождества Христова!

      Девочка на коленях превратилась в одно большое ухо. Зимовский косит на воробушка глазом, пташка изображает восторг – этот девичий трюк всегда срабатывает: старый осел, кажется, попался.

      А Кролик затягивает «Соловьев». О, чудо! Еще несколько человек их помнят. Джазменам ничего не остается делать.

      – Полюбите меня, – заявляет мне дама после очередного непродолжительного сна. – Поклянитесь, что полюбите.

      И, словно кукла с хорошо подсевшими батарейками, переходит на ультразвук. На другом конце заплакал Киже – наголову разбитый генерал любовного фронта.

      – Пу-у-усть солдаты немно-о-ого поспят! – печально и слаженно заканчивает руководимый Кроликом хор.

      Взрыв энтузиазма! Фурор! Спиртное в знак благодарности подносят к нашему столику, кажется, ведрами.

      – И девы-розы пьем дыханье! – вновь декламирует основатель бойцовского клуба, обнимая непонятно откуда свалившуюся деву-розу. Пудра на ее пиджаке лежит подобно перхоти. Кролик без зазрения совести щиплет деву за впечатляющий зад.

      – Нет, нет и нет! – страдает Зимовский. – Вы не знаете, что значит настоящая тоска, которая не только за горло берет, но и наземь кидает…

      И резко меняет тему:

      Колокольчики мои, цветики степные!

      Что глядите на меня, темно-голубые…

      – В «Мадрид»! – трубит в рог, созывая верных рыцарей, Кролик. Вспомнив еще об одном тепленьком местечке, он дает сомлевшей девице неожиданную отставку, сбрасывая ее с колен, и признается залу:

      – Там ждет сеньора с кастаньетами. Она спляшет на столе посреди серебра, золота и полных шампанского кубков!

      – Хочу с вами! – испуганно пищит приклеившаяся к актеру подружка.

      – О, невинность, – воркует Портос, безутешно пытаясь пригладить ее торчащие, как иголки у ежика, забавные волосики. – О, прелесть начинающей еще только распускаться весны. Сакура на склоне японской горы, уже осыпанной лепестками. Куда тебе, легкой, словно дуновение ветерка, спешить за спивающимися прожигателями жизни?!

      – Где мой коммерческий директор? – горюет тем временем Кролик, не замечая только что произведенного