Перепросмотр. Александр Шмидт

в один счастливый год, получая свою законную «стипуху», я умудрился работать на трех работах: полставки электрика в одном из общежитий, полставки сторожа-дворника в детском саду. В качестве платы за щедро оставляемое мне детское диетическое питание я должен был начистить за ночь ведро картошки, что не особенно меня тяготило. Зато утром, когда я с бидончиком приезжал в общагу со службы, мои товарищи по комнате боготворили меня, уничтожая сырнички, омлетики… Третья работа была наиболее примечательной: я работал «мужчиной» в ближайшем детском саду. Что это была за работа! Естественно, за сорок рублей, но ка-ка-я!? «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…» этого заведения.

      Я скромно открывал дверь этого замечательного дошкольного учреждения и сразу слышал приветливые голоса… Ну, как водится на Руси, «перво-наперво мужика накормить надо». Я достойно и не спеша съедал изумительные по своей чистоте и вкусу (институтской столовке – ловить нечего) первое, второе и третье и на мгновение замирал от восторга. Потом брал тетрадь заявок и изучал их. Все – аккуратный женский почерк. Чистота и опрятность во всем! Как это радует мое сердце, уставшее от борьбы за выживание! «В младшей группе сломался стульчик». P.S. «Да, и еще в умывальнике кран все время подтекает». Следующее: «В старшей группе мальчишки разбили стекло. Нужно срочно вставить! Стекло у тети Гали в подсобке».

      – Вставим! – весело соглашался я и брался за дело.

      Со временем я стал жить так хорошо, что завел себе сберкнижку, а в день ее пополнения трудовыми накоплениями позволял себе откушать в ресторане и непременно «мороженое с коньяком». Однако сладкая жизнь протянулась недолго. Не минуло и года, как я стоял в длиннющих очередях институтской столовой и тихо просил на раздаче: «Мне, пожалуйста, подливки побольше».

      Совдепия тяготила меня, подавляя всю эту природную деловитость, загоняя в узкие рамки социалистического стойла, в убогую формулу для Homo Sovetikus: «Быть как все!». Эта формула раздражала меня. От нее разило трупным запахом! Иногда, в депрессивном болоте, я мог пролежать на кровати целый день, а встречные люди на улице казались мне мертвецами. Режим потихоньку уже начал щелкать меня по носу, обманом, хамством, наглостью, укрощая мою прыть и приводя в мирное социалистическое русло. Тупо и холодно желая превратить живое в неживое. У советских людей, а может быть даже не только у них, должно быть на могильном камне три даты: рождения; смерти духа, как компромисса с обществом, совестью, собственным Я; физическая смерть.

      После зимней сессии на четвертом курсе я стал подбирать единомышленников для весеннего сплава на плотах. Когда-то, после второго курса, я уже сплавлялся по горной реке в Башкирии, однако это было в июне, и обмелевшая река не представляла больших сложностей. Сейчас же, в конце апреля, выбранный участок являл собой полноводную горную речку со льдинами по берегам, бурными перекатами, резкими поворотами, полуметровыми перепадами и ледяной водой. Третья категория сложности не вызывала большого энтузиазма у любителей приключений, тем