.

наши документы долго и пристально изучались, просматривались под всеми видами светового излучения и оценивались по голограммам. Когда исследователи перепробовали все методы проб и ошибок, то принялись вносить записи в бесчисленное количество журналов и тетрадей. Спустя полчаса мы все еще стояли у оконца и ждали.

      – Возьмите, – сказал голос, и чья-то рука протянула нам документы на вход и паспорта.

      Пропуска представляли собой мятые бумажки небольшого размера, на которых было через копирку накалякано нечто.

      – И что дальше? – спросил я.

      – Не стоит переживать, – ответил Давид.

      Раздался звуковой сигнал и мой тюремный проводник дернул за ручку огромной стальной двери. Так мы оказались в следующем помещении, представлявшем собой что-то наподобие промежуточной станции. Оно было ограничено стальной дверью, что пропустила нас внутрь после долгих бюрократических проволочек, и стальной решеткой впереди. Как только дверь позади нас захлопнулась, последовал новый сигнал и решетчатая створка распахнулась.

      – По одному! – предупредил мужик в спецовке.

      Первым прошел Давид, вежливо захлопнув за собой створку. И пока он представлял смотрителям пропуск и сдавал на хранение телефон, мне приходилось скучать, стоя за решеткой. На радость мне этот пропускной пункт не строчил многотомных отчетов, и вскоре мне посчастливилось стать следующим. Ну а напоследок нас обоих пропустили сквозь металлоискатель. Правда, зачем непонятно. Про звеневшие металлом ключи никто не спросил, и мы пошли дальше.

      – Нам на второй этаж, – предупредил Давид.

      Несколько прыжков по ступенькам доставили нас в сумрачный коридор.

      После малого количества секунд борьбы с беспамятством Давид указал направо и добавил:

      – Нам туда.

      Нырнув в еще большую темень, он постучал в одну из дверей.

      – Войдите, – коротко и ясно послышалось в ответ.

      Давид повернулся на миг ко мне лицом (его все равно не было видно из-за непроглядной темноты коридора) и сказал:

      – Жди здесь, – и вошел в кабинет.

      Так я остался в одиночестве и в темноте. Но ненадолго. Спустя какое-то время дверь приоткрылась, и из щели высунулся Давид.

      – Заходи.

      Как и требовалось, я последовал на поводу его желаний и оказался внутри просторного помещения. На другом его конце за огромным столом восседал человек в погонах. В количестве звезд мне не было интереса разбираться, но по его суровому виду я предположил в нем генерала.

      – А вот и он, – сказал Давид, презентуя мою персону.

      Генерал сморщился, словно увидел перед собой жабу, почесался, сунулся в одну из лежавших подле папок и протянул мне лист бумаги.

      – Возьмите.

      Я не стал противиться и послушно принял врученную грамоту. Хвататься за чтение в тот же миг было бы верхом неприличия, но краем глаза я выцепил слово «разрешение».

      – Удачи, – сказал генерал, давая понять, что аудиенция закончена.

      – Всего наилучшего, Гватемал Таркелаедович, – благодарственно высказывался Давид,