ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 2. Олег Павлович Свешников

от наседающего фрица. Чувствовалось, что воинам без орудия было тяжело. В бесконечность строчили пулеметы и автоматы, рвались снаряды. Все на земле стонало, гремело и содрогалось.

      Неизвестный русский пулеметчик кричал сорванным, нервным голосом:

      ─ Сюда, ко мне, сволочи! Здесь я, в окопе! Идите, давно поджидаю! ─ И тут же раздавались пулеметные очереди, какие разили незваного пришельца кинжальным огнем.

      Пробраться к расстрелянному орудию и в самом деле было сложно! Та уже разгуливали враги. Запросто могли подстрелить, как утку. Приподнявшись на локте, Башкин увидел убитого воина, скорее, истребителя танков! Он зажал в руке связку гранат. Про себя подумал: шел на крестоносца, да не дошел, веер пуль рассек грудь. Печаль, печаль!

      Он еле разжал цепкие пальцы героя, взял связку гранат. На крестном пути пригодится, не на гулянье вышел! Он переждал, когда стихнут летящие пули, и побежал, пригибаясь, к орудию. Снарядов на эшафоте не оказалось, лежали разбитые обгорелые ящики. Александр увидел землянку. Дверь была оторвана взрывом, валялась на траве. Он заглянул туда и в глубине нашел то, что искал. Нацепил цепью три ящика и с усилием потянул за собою. Выбрался из землянки, и замер! Прямо шли немецкие автоматчики, шли, не таясь, полупьяные, веселые. И прицельно, тешась, пристреливали, если видели, раненого красноармейца.

      Немцы тоже опешили, увидев русского солдата, изнуренного битвою, но вполне здорового. Даже не раненого. Солдат со снарядами, что встал на пути, показался в диковинку. Стоит, молчит! И было непонятно, то ли вышел из землянки сдаваться, то ли вышел на битву, как Илья Муромец против несметного воинства.

      Растерянность длилась мгновение.

      Офицер передвинул затвор автомата, с лихою веселостью крикнул:

      ─ Рус зольдат, сдавай-с! Сталин капут! ─ и играючи нажал на спуск.

      Автоматная очередь огненною трассою пронеслась над головою Башкина. Пули беззлобно, тонко пропели сверчками. Он не пригнулся, не шевельнулся в сторону. Он понимал, это бессмысленно! Если решили убить, то убьют! Поиграют и убьют. От смерти, от пули не спрячешься, в берлоге-окопе не захоронишься. Если еще жив, значит, надо думать, как выбраться из окаянной западни! Он видел, немцы держат автоматы наперевес, черные зрачки дул нацелены на сердце. Одно неосторожное движение, и он зальется кровью. Пули с неизбывною радостью вонзятся в человеческую плоть. Про себя он выверил, фашисты держатся надменно, смотрят на игру с русским солдатом, как на забаву, с выжидательным удовольствием. И не ждут нападения! Не безумец же русский солдат! Зачем умирать, если можно жить?

      Он неспешно поднял руки. Чем еще больше усыпил бдительность офицера СС. Немцы довольно заулюлюкали, гут, гут, загалдели, как воронье, слетевшее на падаль с деревьев. Наступило самое мгновение ─ возврата к жизни! Он небесною молнией упал на землю, схватил связку гранат и метнул ее в гущу врагов. В крике, в панике подполз к убитому офицеру СС, взял автомат и, отбиваясь, все еще испытывая нервную дрожь, тяжело потащил-поволок ящики со снарядами к орудию. Вслед неслись автоматные очереди фашистов. Бесчисленные,