У звезд холодные пальцы. Ариадна Борисова

в пустое берестяное ведро из-под древесной трухи.

      Некому было смотреть, как воин, тушуясь, принял из рук Второй Хозяйки кумысный кубок победы, как поднял его, опустив голову. Негодующие ряды расступались, пропуская чуженина к роще, где ждала привязанная лошадь. Откуда он только взялся, этот желтоглазый?

      Звонко окликнула его светлоликая девушка:

      – Эй, эгей! Из каких мест ты родом?

      Пришлец поворотился и ничего не ответил. Лишь снова оскалил в улыбке зубы, белые, как кипень. Похоже, он не знал языка людей саха.

      – Боишься назвать свое имя? – поддразнила девушка.

      Гость что-то понял. Остановился, ткнул себя пальцем в грудь и засмеялся всем лицом. Смеялись взлетевшие брови, золотистые волчьи глаза, зубастый рот и твердый подбородок с ямочкой посередине.

      – Ба́рро! – крикнул парень гортанно. Перепрыгнул через ручеек, протекающий перед рощей, и слился с тенью деревьев.

      – Давненько не было такой славной схватки, – с ублаженным видом сказал Кытанах.

      – Не славной, а странной, – осторожно поправил Мохсогол.

      – Э-э, да что ты понимаешь в настоящей борьбе? – пренебрежительно махнул рукой старец. – Мои глаза утратили солнце, но уж слух мой получше слуха некоторых глухих тетерь.

      Напарник не остался в долгу:

      – Кажись, понапрасну глухие тетери заменяют некоторым неблагодарным слепцам их зрение, добрым словом питая бесполезную голову.

      – Спасибо и на добром слове, – проворчал Кытанах и остановил приятеля – тот направился было к соседней поляне. Прыгуны раскладывали на ней куски бересты для замера длины прыжков.

      После приятных впечатлений старцу не хотелось расстраиваться. Больше четырех двадцаток весен прошло с тех пор, как он считался лучшим прыгуном в Элен. Никто не мог превзойти в кылы́, ыстанга́ и куо́бахе[6] малорослого и щуплого, как подросток, Кытанаха. Что в «заячьем» со сдвинутыми ногами, что в «оленьем» с прыжками нога на ногу, да и на одной ноге.

      – Тяжко мне глядеть на нынешних неумех, – жаловался он, по привычке не меняя слово «глядеть» на «слышать». – Ведь в былое время мои прыжки были длиннее моего же роста в несколько раз!

      – Сложно припомнить, – пробормотал Мохсогол.

      – Не веришь? – рассердился Кытанах и закричал, потрясая посохом: – Не веришь или от зависти притворяешься?!

      – Я ж тогда мало знал весен, – вывернулся смущенный напарник.

      – Воистину, откуда такому молокососу знать, каким я был! Когда ты еще валялся кверху стручком в чаше-люльке небесного озера, женщины, завидев издали мои ноги, сходили с ума! О-о, они со слезами счастья бежали ко мне навстречу!

      – Что такого интересного находили эти дуры в твоих ногах? – полюбопытствовал Мохсогол.

      – Мои ноги были стройными! – пронзительно проверещал старец и без сил повис на посохе.

      Мохсогол обеспокоенно потряс друга за плечо:

      – Что с тобой?

      – Не видишь – отдыхаю, – пискнул Кытанах,

6

Кылы́, ыстанга́, куо́бах – троеборье, состязания по прыжкам в длину.