Циклотимия. Давид Шварц

мастера, когда кто-то взял меня за руку и тихо спросил:

      – Дока! Ты чего это здесь делаешь?

      Я не сразу узнал его. Передо мной стоял джентльмен в отличном костюме с бабочкой последнего писка моды. Светлые волнистые волосы давно уже стали покидать его высоченный лоб и кучковаться ближе к затылку. Небольшие умные глаза смеялись в прищуре.

      – Ба! – сказал я, – неужто сам Виктор ибн Васильевич? Какими судьбами? Какими ветрами?

      – Он самый. Вот осматриваю окрестности. Сейчас прямо из Амброзианской пинакотеки, от Караваджо и Ботичелли, Рафаэля и Тициана. А ты что здесь делаешь?

      – Так гощу у семьи Сфорца, как видишь. А вообще-то по работе я здесь, в Милане. Сколько лет мы не виделись? Пятнадцать? Двадцать?

      – И не говори, идут годы… наши годы, как птицы летят и некогда нам оглянуться назад. А ты помнишь последнюю встречу, а предпоследнюю?

      – Еще бы! Нас с тобой судьба сводила на таких виражах…Пошли посидим где-нибудь!

      Слава Мадонне, в Милане есть где посидеть, а поскольку солнышко припекало, сели мы под полог веранды уличного кафе и разговорились, ибо времени у нас было полно: он все свои дела провернул и мне осталось доделать всего ничего.

      Под кьянти и ударились мы в далекие времена нашего знакомства.

      – Ты знаешь, – приняв первую рюмочку, начал Карпушин, – что мы в комитете комсомола на тебя ставили? Ты ведь тогда стоял во главе общественного отдела кадров завода, помнится? Потом блестяще справился с ответственной командировкой в Поволжье, да? В общем, все уже было готово к тому, что ты станешь сначала вторым секретарем комитета комсомола завода, а потом, возможно, и в первые выбьешься!

      Он говорил, и это был голос и интонации, и мимика партийно-комсомольского босса незапамятных времен. Время не способно изменить въевшиеся в кровь привычки!

      – А что это ты вдруг отказался тогда? – спросил он, тыкая вилкой в салат.

      Я вспомнил те времена, работу в комсомоле и это самое предложение, сделанное мне Виктором.

      – Но ты забыл, что это твое предложение сочеталось еще с одним – вступить в стройные ряды передового отряда трудящихся, ведущего к победе коммунизма, помнишь?

      – Да, тогда это было непременное условие!

      – А ты помнишь, как ты меня уговаривал, Витя? Мол, оклад маленький, но вокруг оклада…! И жилье-то мне будет, и ясли для пацана сразу, и бесплатное то, и бесплатное это… Вот. Пожалуй, это меня и сбило. Понял я тогда, что нечистые дела вокруг отважного комсомола делаются. Смешно вспоминать, но я принадлежал к числу тех ребят, чьи предпочтения были в прошлом, во временах Корчагина…

      – Ой, ой, ой, Дока! Только не надо мне эту лапшу вешать на уши сейчас! Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты был чист и незапятнан…Ха. Корчагин! Ну ты и скажешь…

      Выпили молча.

      – Ладно, – продолжил Карпушин, – но почему же ты все-таки отказался и от вступления в партию и от этой должности?

      – Длинно или коротко? Давай я тебе отвечу коротко: причины две. Первая – вы же сами, коммунисты, не дали бы еврею пробиться высоко,