Мадам Осень. Инна Бачинская

сленга. Кроме того, чувствовались в нем некая скованность и некий трепет перед великим писателем, и это щекотало самолюбие Сунгура. Оба напоминали снисходительного учителя и почтительного ученика.

      – Ростик тоже пишет, – похвасталась Лара.

      – Громко сказано, так, от нечего делать, – улыбнулся парень.

      – Папа, ты должен почитать, – сказала Лара. – Ростик стесняется показать… даже мне не хочет, говорит, сыро.

      «Не хочет и не надо», – подумал Сунгур и сказал:

      – Конечно, почту за честь. Приносите, Ростислав.

      – Спасибо, – обрадовался парень. – Я не решался попросить.

      Лара сияла, переводя взгляд с отца на Ростислава. Он время от времени брал ее руку, она вспыхивала, а Сунгура, подозрительного в силу профессии и жизненного опыта, а также возрастного пессимизма, не оставляло чувство некоторой натужности застолья, хотя, в чем она заключается, он сказать затруднялся. А может, в нем говорила банальная ревность. Парень был стоящий – воспитанный, красивый, хорошо устроенный, да еще и пишущий… Сунгур сравнивал его с Юрием и неприметно вздыхал, искренне считая сына неудачником. Он уже прикидывал, а не сделать ли Ростислава героем следующего романа… вот только кем – жертвой или преступником? Он ухмыльнулся и подумал, что стал рассматривать всех окружающих в качестве потенциальных персонажей.

      Они пили красное вино, разговаривали, и Сунгур в какой-то момент почувствовал, что его отпустило – исчезла подозрительность и напряженность, он стал охотно шутить и смеяться. Лара меняла тарелки, иногда они сталкивались взглядом, и она улыбалась. Он давно не видел ее такой оживленной и невольно почувствовал благодарность к этому парню.

      А потом пришла Алена и все испортила. Она влетела как метеор, шумная, яркая, оживленная; расхохоталась при виде Ростислава:

      – Какие люди! А мне никто ни словечка! Ну, семейка! Представляете, Ростик, с кем живу!

      Она наклонилась и звонко поцеловала парня в щеку. Тот вспыхнул. Лара смотрела в тарелку, и Сунгура кольнула жалость к ней и досада… черт, так хорошо было! Принесла нелегкая… Дальше было предсказуемо, дальше был театр одной актрисы. Алена откровенно кокетничала, много смеялась, рассказывала о своей новой программе, бурно жестикулировала. Лара молчала, Сунгур изредка ронял слово-другое. Ростислав старательно избегал смотреть на Алену… Слишком старательно, как показалось Сунгуру. Впрочем, никто из них ни на кого не смотрел, в гостиной повисло тяжелое облако неловкости и недосказанности. Он разливал вино, Алена лихо чокалась со всеми и хохотала. Лара лишь пригубливала, мрачнея. Ростислав больше не брал ее за руку, отметил Сунгур. Ему хотелось прижать к себе Лару и сказать:

      – Глупенькая, не обращай внимания! Ты же ее знаешь, она при любом мужике… вибрирует, забей!

      Их трио разваливалось на глазах, они были уже разобщены. Хмурая Лара, смущенный Ростислав, раздосадованный Сунгур. И только Алена ничего не замечала… а может, привыкшая царить и царствовать, лишь делала вид, что не замечает, а на самом деле их молчание и неприятие лишь добавляли ей драйва. Но, как бы ни