«Свеча горела…» Годы с Борисом Пастернаком. Ольга Ивинская

и приветствовать его. Мы настолько привыкли к существованию этой невидимки, что она поневоле становилась как бы явным нашим собеседником, и Б.Л. ласково называл ее «магнитофошей».

      Как-то в том же последнем году жизни Б.Л. нам сообщили о том, что его хотят посетить две русские, но давно живущие за рубежом дамы, пребывающие сейчас в Москве в качестве не то туристок, не то корреспондентов крупных газетных концернов. Одна из этих дам была дочь военного министра Временного правительства Вера Гучкова-Трейль, вторая – не менее знаменитая Мария Игнатьевна Закревская (она же графиня Бенкендорф, она же баронесса Будберг).

      Предполагавшийся визит Марии Игнатьевны Закревской особенно взволновал Б. Л. Это была женщина удивительной авантюрной судьбы, очень близкая Максиму Горькому, официальная вдова Герберта Уэллса.

      Анастасия Цветаева, гостившая у Горького на Капри, писала о Закревской:

      «Высокая, статная, тонкая, с, пожалуй, круглым (но не полным) лицом, с огромным, властным, умным лбом, с большими черными глазами. Темные волосы зачесаны гладко назад. Прекрасно воспитанная, светская женщина… Великолепно зная языки, она переводила на английский Горького и, кажется, «Детство Люверс» Пастернака».

      Боря назначил дамам день торжественного завтрака в квартире на Потаповском. И начал бурную подготовку к этому приему.

      Приехав в семь утра из Переделкина на Лаврушинский, Б.Л. вызвал к себе парикмахера и начал звонить на Потаповский.

      Ира спала у телефона. В восемь утра Б.Л. разбудил ее и позвал меня. Спросил озабоченно:

      – Скажи, Олюша, у нас есть Уэллс?

      – Есть. Двухтомник.

      – Разверни и положи его на видном месте.

      В половине десятого второй звонок:

      – А Горький есть? Ты раскрой его небрежно. Там посвящение есть Закревской!

      Когда в одиннадцатом часу прозвучал третий звонок, невыспавшаяся Ира закричала:

      – У нее биография длинная, не отходи от телефона. Классюша еще десять раз будет звонить.

      Но на авантюристе, кажется, Локкарте, первом любовнике Марии Игнатьевны, дело кончилось: его мемуаров у нас не оказалось.

      Для приема была еще большая банка паюсной икры. Я хотела, чтобы банка целиком стояла на столе, в то время как Б.Л. что-то говорил о маленьких розеточках. Очень скоро он убедился в моей безусловной правоте.

      Приехал Б. Л., подстриженный и приодетый, а за ним и гости.

      Хотя наш лифт благополучно работал, дамы почему-то предпочли на наш шестой (дохрущевский) этаж подниматься пешком. Молодая дошла легко, а вот баронессе было хуже.

      Большая, грузная, полная, она никак не могла отдышаться и, не давая Боре снять с себя шубу, что-то упорно нашаривала в своих бездонных карманах. Подарок Боре: большой старомодный галстук, по-видимому, из наследства Уэллса. Но поиски продолжались. Они увенчались извлечением еще одного галстука для Б.Л. и подарка для меня – пары больших позолоченных клипс.

      Наконец гостьи отдышались, разоблачились, и Б.Л., рассыпавшись