1917. Российская империя. Падение. Эдвард Радзинский

кончиком языка по широким ярко-красным губам…» – вспоминала Жуковская.

      Портрет Распутина оставил в «Том Деле» Молчанов: «Речь его была отрывистая и не вполне связная. Он не сводил глаз с собеседника, и в глазах его была какая-то сила… Движения его были характерны для неврастеника – он порывисто вскакивал, руки его всегда что-то переби-рали…»

      Он продолжал поражать своих почитателей знанием людей, точнее – их тайных мыслей. «В этот период Распутин наряду с нервностью проявлял необыкновенную чуткость, – показал Филиппов. – В присутствии моих жены и свояченицы… по каким то неуловимым признакам заметил симпатию между мной и свояченицей… и, отведя ее в сторону, объяснил ей, что симпатии мои к ней послужат тому, что я разойдусь с женой, что и случилось в действительности».

      Увидев впервые знакомца Филиппова, известного законоведа профессора Озерова, Распутин определил: «Отсутствие покоя у него в душе обусловлено тем, что он внимателен только к деньгам». Когда Филиппов объяснил Распутину, что Озеров – уважаемый член Государственного Совета, мужик сказал: «Это просто государственная слякоть»… «Это было гениальным определением Озерова», – добавляет Филиппов.

      Именно в то время с ним познакомилась Александра Георгиевна Гущина, 73 лет, вдова доктора. У нее только что умер муж, жизнь стала ей в тягость.

      В «Том Деле» остались и ее показания: «Каждый раз в церкви я встречала мужчину, одетого в поддевку, который очень усердно молился… манера молиться у него была особая – он стремительно становился на колени, как-то странно упирался в пол пальцами… К нему, здороваясь, обращалось с просьбами помолиться очень много народу».

      Ей сказали, что это Распутин. «Как-то он подошел после обедни сам и спросил: «Что ты такая грустная?» Я рассказала про свои невзгоды, и он сказал: «Грешно грустить, надо молиться Богу…»

      Он пригласил ее к себе. Старуха пришла на Английский проспект и попала на одну из самых знаменитых фотографий, которая украсит бесконечные книги о Распутине. Но об этом речь впереди…

      Крик боли

      Весь 1913 год продолжается газетная травля Распутина. Он уже привык читать интервью, которых не давал, и сопровождавшие их издевательства журналистов.

      Филиппов в очередной раз попытался защитить приятеля в газете «Дым Отечества»: «Целая книжная литература создалась около старца… ворох статей по поводу его необыкновенного и даже необъяснимого влияния в высших сферах… Распутин – обыкновенный русский мужик, экзальтированно умный… и главное, не порывающий своей связи с простым народом и потому сильный в народе».

      Филиппов издевался над журналистами, «которые печатают слухи, что Распутин мог удалить таких столпов, как Гермоген и Феофан». Даже близкий его друг не знал об истинных возможностях Распутина в Царском Селе…

      Иногда Распутин уступал и все же давал интервью – к ужасу Аликс, ибо часто они были еще опаснее того, что за него выдумывали