О бедном гусаре замолвите слово. Эльдар Рязанов

трубы дуют трубачи!»

                  Туру-рум! Ту-ру-рум! Ту-ру-рум!

      Под эту лихую песенку в город Губернск вступал гусарский полк.

      Перед полком шагал военный оркестр во главе с капельмейстером, наяривая залихватский марш. Впереди на лихом белом коне гарцевал бравый старый полковник, лет эдак аж тридцати восьми. За ним, под звонкий цокот копыт, выплывали ослепительные майоры, волшебные штабс-капитаны, неотразимые поручики, восхитительные корнеты… Зеленые кивера с оранжевыми султанами, малиновые доломаны, расшитые золотом, серебряные ментики с меховой опушкой, атласно-голубые попоны под кавалерийскими седлами, в которых упруго размещались белоснежные панталоны с вшитыми в нужное место заячьими лапками, – одним словом, в город въехало все, что устрашало врагов и пленяло женщин.

      А женщины города Губернска были не робкого десятка и шли навстречу опасности грудью вперед. На балконах, в распахнутых окнах домов, в витринах лавок и в оживленной толпе мелькали очаровательные локоны, манящие улыбки, завлекательные глазки и соблазнительные ножки – одним словом, все, что вдохновляет военных на штурм. Эту радостную картину не могли омрачить даже постные лица мужей, которые чувствовали себя ненужными на этом празднике жизни.

      На углу главной улицы стояла черная запыленная карета, обляпанная грязью, из которой выглядывала физиономия Мерзляева, светившаяся патриотической улыбкой.

      – Орлы ребята! – с гордостью обратился Мерзляев к сидевшему в той же карете Артюхову, но, когда тот попытался высунуться в окно, Мерзляев резко осадил его:

      – Куда! Болван! Ты свою рожу не афишируй…

      Полк продолжал торжественное шествие по городским улицам. Когда гусары поравнялись с зоологической лавкой, в ее витрине показался ликующий хозяин с ликующими чадами и домочадцами. Каждый из стоявших держал клетки с попугаями.

      – Нашему доблестному гусарскому воинству – у-ра-а! – закричал хозяин лавки и сделал знак домочадцам.

      – Ур-ра! – закричали домочадцы.

      Хозяин подмигнул попугаям и даже чуть присвистнул: «Фьють».

      – У-ра! – один за другим закричали попугаи…

      В заведении мадам Жозефины, несмотря на середину дня, ощущалось раннее утро: полуодетые, невыспавшиеся барышни причесывались, зевали, пили чай, слонялись из угла в угол.

      Появилась взволнованная мадам Жозефина – элегантная француженка лет сорока.

      – Мадемуазель! Большой радость!.. Темпераментный гусар вошел в город… Каникулы кончатся. Будет много работи… Требь ян! Требь ян!

      Барышни вяло отреагировали.

      – Тебе-то «требь ян», – проворчала одна из барышень, – а нам отдувайся…

      – В деревню хотела отпроситься, – сказала девица по имени Жужу, – теперь, стерва, не пустит…

      Барышни выползли на балкон.

      – Все радуется, – потребовала Жозефина. – Общий виват!

      – Виват! – вразнобой заорали барышни.

      Гусары при виде жриц любви все как один повернули головы и сделали равнение на балкон. Галантный полковник отдал честь. Один из гусаров, Алексей Плетнев,