На исходе августа. Марк Котлярский

потоньше! – сказала я

      – Не волнуйся, не первый день режу мясо.

      – …и без жира…

      Я вдруг подумала, что море должно быть где-то недалеко. Мне захотелось немедленно войти по колени в воду, шевеля пальцами и приподнимая юбку.

      Хозяин принес тарелку, доверху наполненную кусочками индюшатины с янтарной кромкой жира, и впервые за несколько недель я набросилась на еду, обжигаясь, хватая ртом куски, бурно, рывками, дыша, во рту уже остужая вкуснейшее мясо…

      – Что пить будешь? Кофе?

      – Чай… зеленый, с наной…

      Мне нравилось, как взбегает он по ступеням, в этом тоже было что-то игровое, театральное. И сама я сверху, как из ложи, наблюдала за семенящими мимо окон кафе забавными, стриженными подежик, старухами, в свободно болтающихся шароварах ярких расцветок, и смешными голенастыми стариками в просторных шортах, с седыми косичками на затылках.

      Почему-то все тель-авивцы кажутся мне смешными. Слишком они обжили свой город, слишком не замечают его, а заодно уж не замечают и гостей, как жильцы коммуналки не обращают внимания – кто там шастает по коридорам замызганной общей квартиры. Мы-то, в Иерусалиме, ходим по струнке – поди не заметь этот город! – нас-то в строгости держат…

      Парень принес на маленьком круглом подносе высокий стакан, в котором таинственно и глубоководно волновалась темно-зеленая веточка мяты – по здешнему «наны», придающей чаю ни с чем не сравнимый, успокоительный вкус. В стакане стояла ложка с высокой, жгутом закрученой ручкой.

      Я быстро насытилась, но продолжала есть, растягивая удовольствие, отрывая от питы кусочки, кроша их в тарелку и вываливая в горчичном соусе. И когда они размякали, я нанизывала на вилку кусочки мяса, укутывала их в пропитанные соусом лоскуты лепешки и медленно отправляла в рот.

      Мне так не хотелось отсюда уходить…

      – Вкусно? – спросил от стойки хозяин.

      Я молча закатила глаза к потолку. Он довольно усмехнулся.

      …И даже когда поела и отодвинула тарелку, я все еще продолжала сидеть, как сидят в убежище, в уютной пещере на берегу моря, куда загнала тебя морская буря.

      – Уже десять убитых, – сказал хозяин, убирая тарелку и выкладывая на стол плоскую кожаную книжку со счетом. – И девятнадцать раненных.

      – Маршрут такой… четырнадцатый… – отозвалась я, – ходит редко, народу всегда битком…

      Положила деньги на стол, с чаевыми… Выходит, пока я ела шуарму, умерло трое… Три жизни погасли, пока я обстоятельно смаковала золотистые кусочки нежной индюшачьей плоти.

      Наконец, я поднялась, постояла, невзначай проверяя и с удовольствием обнаруживая, что неплохо стою на ногах…

      Тут в забегаловку ввалилось сразу несколько человек, по-свойски приветствуя хозяина, – очевидно, служащие из соседних учреждений явились обедать.

      Я попрощалась, и хозяин, несмотря на то, что был занят новыми заказами, бросил мне вслед:

      – Ты