Притворись, что мы вместе. Дарья Сумарокова

вечер, мне дежурного врача позовите. Здравствуйте, это приемный. Сто двадцать четвертая медсанчасть, дежурный терапевт. Нам тут от вас очередной скромный презент поступил. Да-да, именно. Алкогольная кома, практически уже клиническая смерть. Точно. Так вот, господа: когда это прекратится?! Вы вообще мужика видели, когда диагноз писали?! Какая кома?! Он тут заливается, как Паваротти! Ну, держитесь. Утром я найду способ с вами разобраться! Вы понимаете, что мне его некуда девать? У нас тут битком, а оно место занимает! Целую смотровую!!! Быстро машину свою верните!

      В ответ мне сонно пробубнили, что машину не вернут, и вообще никакой машины не было, и мне почти все приснилось. Пациент по дороге сам вышел из комы без воли на то сотрудников медвытрезвителя.

      – Это не пациент, не пациент, понимаете вы? Это просто пьяный мужик!

      Никто уже не слушал меня на том конце провода. Тоска и злоба раздирали сознание, и я уже представляла утренний отчет начмеду: дежурный гинеколог в красках описывает, как я заняла единственное в приемнике гинекологическое кресло пьяной особью мужского пола.

      Тем временем из смотровой доносилось бодрое мычание.

      Боже, ну за что?..

      – Люся, «Скорую» набери.

      – Плиз, доктор.

      – Девочки, милые, это приемник, сто двадцать четвертая. У вас там нет свободных машин? Очень прошу, на двадцать минут буквально. Одного алконавта в вытрезвитель вернуть, умоляю.

      Ответ отрицательный: машин нет.

      – Девочки, ну а если кого-то привезете, можно попросить фельдшера закинуть на обратном пути?

      Ответ отрицательный: еще сорок вызовов на очереди. Весело! До утра нас ждет приятная перспектива: восемь-десять из этих сорока точно привезут, и обязательно парочка клиентов окажется для гинеколога.

      Тут за открывающейся входной дверью показался луч надежды в виде трех гаишников с очередной жертвой алкотестера. Я бросилась им наперерез.

      – Ребята, не оставьте женщин в беде! Мы вам побыстрее водилу оформим, а вы нам одного приятеля до вытрезвителя пока докиньте.

      Гаишники обрадовались идее облегченного пути к наживе, и мы все вместе двинулись к смотровой. Люсинда заскрипела ключом в замочной скважине… перед нами предстала изумительная картина: дядька сгруппировался в позе «на четвереньках» и раскачивался взад-вперед, шкафчик с инструментами был опрокинут, верхнюю одежду он успел раскидать, оставшись только в майке и штанах. Все пространство вокруг него, а также он сам были добросовестно уделаны недавним содержимым его желудка. Очевидно, опорожнившись, существо неоднократно падало в производное своего организма и пыталось затем вытереться всем тем, что попадалось под руку. Только гинекологическое кресло возвышалось над всем этим безобразием как символ человеческой чистоты и непорочности. Запах я описывать не стану.

      Гаишники, безусловно, тут же пересмотрели условия взаимопомощи:

      – Ну не-е-е, девочки. Мы вас очень любим, конечно… Только как