Внук котриарха. Наталья Нечаева

на какое-то иное место, менее обременительное, более доходное. Эрмитаж становится их жизнью, способом существования. Не смыслом, не местом, а именно способом.

      Крюча была как раз из таких.

      Пришла сюда двадцатилетней девчонкой сразу после корабелки, вернее, не сама пришла, силком привели – родная тетка Кира, которая тут работала. Смысл насилия над неоформившейся Маргошиной личностью заключался в том, чтобы вырвать дитя из дурной компании. Хотя что дурного в той компании нашли? Молодые художники, музыканты, тусовки, портвейн, споры о книгах, песни, секс до упаду. Весело, ненапряжно – свобода! Пол-Ленинграда так жили. Утром скучнейшая работа в унылом почтовом ящике, вечером Сайгон, потом чья-нибудь квартира, хорошо, если утром вспомнишь – чья. И снова работа.

      Маргоша в ту пору была не просто хороша – ослепительна! Небольшого росточка, изящная, будто вырезанная умелой рукой драгоценная статуэтка, длинноногая, талия – пальцем перещипи, глазищи – голубые топазы на пол-лица, румянец нежнее яблоневого цвета, несмотря на изнурительную ночную жизнь…

      Как-то так вышло, что после череды загулов и, соответственно, прогулов юную Крючу с работы поперли. Ни красота не помогла, ни статус молодого специалиста. В трудовой книжке, вот же сволочной народ, оформили соответствующую запись, при виде которой кадровики немногих рабочих мест, куда Ритку заносила неверная судьба, леденели глазами и каменели спинами.

      На семейном совете, в котором принимали участие Крюча-мама и ее младшая сестра Кира (Маргарите слова не давали – недостойна), решили, что непутевой девке дорога одна – под теткин присмотр. В Эрмитаж.

      Ну и пришла. Пришлось. И неожиданно – прежде всего для себя самой – прижилась навсегда. С тех пор в ее жизни что только не менялось: цвет волос, квартиры, мужья, возраст, время, политический строй, мама постарела, у самой морщинки прорезались, дочка выросла, талия расползлась, кудри поседели, а место работы и способ существования оставались неизменными – Эрмитаж.

      Дома, на Фонтанке, в огромной, страшно бестолковой и запущенной квартире, когда-то выгодно выменянной по случаю на две однушки, Маргариту Владимировну ждала старенькая мама (из-за ее сердечного приступа и пришлось сегодня дома задержаться), великовозрастная дочь (который год безработная) на пару с бойфрендом – компьютерным гением и шесть откормленных, безумно любимых и столь же безумно наглых кошек. Одна своя, выращенная с месячного возраста, два помойных найденыша, два тутошних, эрмитажных кота, попавших под очередную раздачу. И шестая, самая дорогая – Вовина. Черная уже очень старая Мадлен, Маргарита забрала ее, когда Вовы не стало. Кошка вполне готовилась уйти вслед за хозяином – почти месяц не пила не ела, лежала, глядя в одну точку, – страдала. Потом понемногу отошла – Маргарита своей любовью отогрела, той, что Вове в свое время по дурости недодала.

      Котов и кошек Крюча считала абсолютной себе ровней, а в чем-то и умнее себя. Лучший кусок им, конечно, не доставался