Наваждение. Татьяна Стекольникова

не сердись…

      Громов думает, что я рассердилась, раз молчу. Не расскажешь же ему, что я, еще не видя его кузена, уже готова к головокружению от созерцания очередной копии прадедушки Сурмина.

      – Гриша, правда, не мог сказать хотя бы за пару дней – невозможно нормально собраться за два часа…

      – Так визы только сегодня получил… И билеты я всего час назад заказал… Зачем тебя заранее напрягать?

      – Вечно ты за меня думаешь… Хуже напрячь, чем сборами в последний момент, и придумать нельзя…

      – Все! Понял! Раскаиваюсь и готов искупить! Назначай наказание!

      – Громов, прекрати вопить! Отправляйся в душ – времени уже много, скоро народ начнет собираться.

      – Это разве наказание?

      – А что?

      – Поощрение!

      – Почему это?

      – Да потому, что ты пойдешь со мной!

      – Вот еще, не пойду!

      – Да кто ж тебя спрашивает?

      Когда-то моя тетушка, бывшая четыре раза замужем (и столько же раз овдовевшая), учила меня искусству жить с мужчиной. «Никогда, – говорила она, – никогда не оставляй своего мужа с неутоленным желанием». Тетушка изъяснялась высоким стилем, но в переводе на общедоступную лексику это означало примерно следующее. Как только муж намекнул тебе, что желает тебя трахнуть, немедленно ищи способ реализовать его намерение. Не придумывай головную боль или отсутствие условий – проще плюнуть на головную боль, если она даже есть, и найти какой-нибудь лифт, чем следующего мужа. Потому что, стоит мужику неудовлетворенным выйти за дверь, как тут же рядом с ним окажется сука, у которой не только не болит голова, но и имеются все условия для удовлетворения его сексуальных потребностей.

      Поэтому я упиралась только для вида, когда Гр-р тащил меня в душ, раздевая по дороге. Если честно, я и сама была не прочь оказаться с Громовым под душем.

      Из душа Гр-р отправился прямиком в контору – звонить кузену и отдавать распоряжения Витьку Трофимову, который оставался за старшего. Я же решила заняться своей внешностью. Начать, конечно, следовало с Луизиного крема, действительно волшебного – в прямом смысле, так как чудеса творит. Моя двоюродная бабка-колдунья его сама делала, и эффект потрясающий… Подумав, что неплохо бы и мне научиться кремоизготовлению, я щедро им намазалась и, чтобы не терять времени, отправилась на кухню – убрать посуду после Гришкиного перекусона. На подоконнике дрыхла Морковка – последнее тепло ловит… Тюня сидела на столе – серо-голубая, и шерстка клочками. Ой, что-то грустненькая!

      – Тюнечка, а чего в грустях?

      Домовушка махнула ручкой, словно показывая на стены. Так, понятно, вещей жалко. Когда в мансарду все подряд тащили, она радовалась – типичное поведение домового: все в дом, все в дом… А вчера из мансарды даже Перепетую унесли.

      – Тюня, не переживай, люди посмотрят, и все наше к нам вернется. Перепетуя – первой… И потом, салон – это тоже наша территория…

      Тюня встряхнулась, стала почти васильковой и снова сделала круг ручками.

      – Не понимаю…

      Еще