Вторая жизнь майора. Владимир Сухинин

и стал есть. Уха действительно удалась, а перлетки – такие маленькие рыбки – были тоже обалденными на вкус.

      – Откуда у тебя деньги? – переходя ко второму, разрезая ножом что-то выглядевшее очень аппетитным в кляре, спросил Овор.

      Я налил ему еще вина, придвинул к себе неизвестного грамуса, откусил, почувствовал – боже, как вкусно! Это тоже была рыба, но с чем ее было сравнить, я не знал. Посмотрел, как Овор сделал глоток вина, поставил бокал на стол. Ответил с поддевкой:

      – Пока ты спал, я работал.

      Он закусил грамусом и спросил:

      – Ты что-то знаешь о работе?

      – Много, – уже начиная злиться, ответил я. Оглядевшись, увидел: обедали только мы, остальные превратились в зрителей и слушателей.

      – От всякой работы есть прибыль, – сказал я вдохновенно, глядя на притихший зал. – Все вещи – в труде. И ничто не начало быть, что начало быть без труда. – Зал, офигевая, завис. – Без труда не вынешь рыбку из пруда, – продолжал перечислять я то, что помнил. – Есть умственный труд, есть физический, есть ратный…

      Дядька скривился, как будто съел кислющий лимон, и сказал:

      – Хорошо, хорошо, хватит. Вижу, мать тоже тебя чему-то научила. Сколько заработал-то? – спросил он небрежно, поднося бокал с вином ко рту.

      – Двадцать четыре золотых короны, – скромно потупившись, ответил я. И это была чистейшая правда. – Остальные богатства – это трофеи и отступные Хряка.

      – Надо же, – удивился он. – И на чем заработал?

      Посмотрев, как он жадно пьет вино, заливая сушняк, я сказал:

      – Коней наших продал, – и принялся вплотную за филе.

      Дядька поперхнулся и выплюнул вино себе на штаны.

      – Зачем? – вытаращился он на меня.

      Я вытер рот салфеткой, подал ему другую, чтобы он мог вытереть себе штаны, потом ответил:

      – Они нам не нужны.

      Овор задумался на риску и покладисто согласился:

      – Положим, так. До Азанара можно добраться и с торговым караваном. Но как ты умудрился так дорого их продать?

      Я смотрел на зрителей, зрители – на меня в немом оторопении. Такого представления в местном театре еще не было.

      – Я знаю, – посмотрев мне в глаза, все так же тихо проговорила девушка.

      Все с интересом смотрели теперь на нее. И я тоже.

      – Мы приехали утром, рано. Я заходила последней и видела, как он, – теперь все смотрели на меня, – схватил мужчину за бороду. А потом сказал, что отрежет ему голову. А еще потом он забрал деньги у того мужчины.

      Ну что сказать, бенефис удался. Я был выбран на роль главного злодея. Народ так вжился в представление, что я, затравленно озираясь, опасался суда Линча. Дядька перешел к перепелке, а я, махнув на все рукой, налил себе вина. Залпом выдул полбокала. Вино было легким, ароматным и, на мой неискушенный взгляд, очень хорошим.

      Зрители слушали и наблюдали в прострации. Тишину, установившуюся в зале, нарушила матрона с задних рядов. Дама, очень похожая на Раневскую, поднялась, ткнула сложенным веером в сторону Овора и с драматизмом произнесла:

      – У такого