Первая любовь. Юрий Теплов

раз он не спал. Стоял рядом со мной по правую руку и таращился на старшину раскосыми карими глазами.

      – Чего уставились, Бикбаев? – голос Кузнецкого всегда отливал металлом. – Я вам не девка с голыми титьками! Курсант Толчин, спал Бикбаев в строю или нет?

      – Так точно, спал! – громко выкрикнул Серега.

      Я уставился на него. Он что, спятил? Попытался поймать его взгляд, но тот смотрел поверх голов.

      – Курсанту Бикбаеву за нарушение дисциплины строя…, – с паузой объявил старшина, – два наряда вне очереди! Чистить гальюн!

      За что он невзлюбил Данияла, я не понимал. Ну, медлительный, неповоротливый. Но и старательный, и надежный.

      – Что вы жуете губами, Бикбаев? – продолжал Кузнецкий. – Должны ответить: «Слушаюсь».

      – Слушаюсь, – произнес Данька.

      – А вы, Дегтярев, чего мотаете головой, как лошадь на параде? – Это уже я попал в поле зрения старшины. – Что за скотские манеры? Один жует, другой головой мотает!.. Чтобы служба не казалась медом… – раздельно, словно подавая предварительную команду, отчеканил Кузнецкий, – нале-э-ву! Шагом… арш!.. Командуйте, Толчин!..

      Вечером мы молча сидели в кубрике – так, на матросский лад, называли свой казарменный отсек. По велению старшины мы с Бикбаевым держали раскрытым устав внутренней службы и делали вид, что читаем его. Толчин подшивал свежий подворотничок и время от времени взглядывал на нас. Вдруг Данька встал, подошел к нему. Тот поднял голову:

      – Что скажешь?

      – Дерьмо ты, Толчин! – и пошел на место.

      – Что ты сказал? – оторопел тот.

      – Дерьмо! – не оборачиваясь, проговорил Данька.

      У Толчина дернулась щека. Отложив гимнастерку, двинулся к Даньке.

      – Ты, Колода! Ну-ка повтори!

      Прозвище «Колода» Бикбаев заполучил с легкой руки Толчина еще в «карантине», когда мы проходили курс молодого бойца. Кто-то разгадывал кроссворд и спросил:

      – Сборник карт – что?

      – Колода, – не задумываясь, ответил Даниял.

      – Сам ты Колода, – вмешался Серега.

      Прозвище так и осталось…

      – Повтори, Колода! – процедил Толчин.

      – Дерьмо!

      Я видел, что силы не равны. Бикбаев на полголовы ниже Толчина. Даня стоял бычком в готовности и глядел, как тот надвигается.

      Не знаю, что меня подняло с табурета, храбрецом я себя не считал. Но что-то толкнуло. Вскочил и с разгона влепил Сереге по красным губам. Он не ожидал нападения, отлетел к кроватям, ударился головой о спинку. Поднялся, двинулся на меня. Я схватил табурет, выставил перед собой и завопил:

      – Подойди только!

      И тут же услышал:

      – Курсант Дегтярев!

      На входе в кубрик стоял старшина Кузнецкий:

      – Толчин, идите в умывальник и приведите себя в порядок. А вы, Дегтярев, через полчаса – в канцелярию батареи!

      Во мне все опустилось, и в пустую голову застучала мысль: отчислят!

      Даня