Арлекин и скорбный Экклезиаст. Фаина Раневская

зритель увидит не просто смешную побасенку про глупую бабёнку-графоманку, читающую свою занудную пьеску! Раневская, думаю, смотрела на диапазон роли шире. Она сыграла не только надоедливую авторшу бездарных опусов, а отчасти – саму себя… а также, в совокупности, многих чеховских героев: наделённых возможностями, талантами, но нереализовавшихся, задушенных обывательской жизнью и беспристрастными обстоятельствами. Таких, про которых написала в дневниках – с рефлексией на саму себя: «Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар».

      Талант, потенциал, харизма, сила, мощь, напор, ощущение собственной миссии – и пресловутое «кладбище» неполученных ролей! Тему нереализованности, недовостребованности (или даже – «совсем невостребованности») она ещё не раз поднимет в мемуарах: «Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!»

      …«Дамы с собачками» и без оных – это опять прямая отсылка к чеховскому мироощущению…

      Или, если угодно, вот более наглядная рефлексия на тему смысла земного существования: «Про курицу, которую пришлось выбросить из-за того, что нерадивая домработница сварила её со всеми внутренностями, Фаина Георгиевна грустно сказала: «Но ведь для чего-то она родилась!»

      Уверен, подобный эпизод – это не мелкая хохмочка, а, если угодно – дзенский коан (специальное парадоксальное утверждение, размышляя над смысловыми безднами которого адепт дзен-буддизма постигает некую мистическую сущность вещей).

      Хотя, если уж по большому счёту, то и «хохма» – в древнем учении Каббалы переводится как «Мудрость» и олицетворяет собой один из первичных столпов, держащих на себе всю Вселенную.

      …Горький сарказм дневниковых записей Раневской можно попытаться объяснить и ещё одним чеховским символом. У Антона Павловича есть интересный отрывок – про то, что «надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком … и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясётся беда – болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других».

      Пожалуй, Раневская, с неизменным горьковатым подтекстом её крылатых выражений и разухабистых шуточек, могла (при своей-то любви к Чехову!) вполне ощущать себя кем-то вроде такого «человека с молоточком». Тем более что многие современники отмечали, что главный талант Раневской – принимать и чувствовать страдания других.

      То, что она писала про «дельфина с кровавыми глазами», не дававшего спокойно спать 70 лет, – я уже приводил выше. Но вот интересны и такие записи: «Как жестоко наказал меня «создатель» – дал мне чувство сострадания. Сейчас в газете прочитала, что после недавнего землетрясения в Италии, после гибели тысяч жизней, случилась новая трагедия: снежная буря. Позвонила Н.И.,