Полюби меня перед смертью. Иван Аврамов

а этого мне очень не хотелось, то все в Анастасиополе у меня сложится хорошо. Пока же к нам никто не подсаживался, и это поднимало мне настроение – приятно было оставаться наедине с Тиной, опять же ровно тлеющим угольком согревала надежда, что впереди у меня неплохая перспектива.

      За окном стемнело, и следовало подумать, как скоротать время до сна – в поезде оно тянется томительно долго. На ужин я запасся пиццей и литровым «спрайтом». По некотором размышлении, касавшемся уже начатой дудкинской тысячи, я незаметно вздохнул, поднялся и отправился в вагон-ресторан, откуда, разорясь на восемьдесят гривен, вернулся с половинной, двести пятьдесят граммов, бутылочкой коньяка «Ай-Петри».

      Аккуратно разрезав пиццу, как торт, на дольки, я вопросительно посмотрел на Тину:

      – Подкрепимся?

      – Не возражаю, – засмеялась она и присоединила к моему скромному достархану несколько бутербродов с колбасой и сыром, два огромных красных яблока и пакетик апельсинового сока.

      – Вареных яиц и жареной курицы нет, так что не обессудьте, – развел я руками.

      – Вспомнили Ильфа и Петрова?

      – Да. Когда-то это был классический продуктовый набор нашего пассажира. Увы, времена меняются.

      – Не очень-то, – возразила она. – Люди, любящие поесть, берут с собой жареные окорочка, бедрышки. Курицу, так сказать, раздробили.

      – Как страну на отдельные княжества?

      – У вас образное мышление, Ден, – похвалила Тина.

      Я притронулся к «Ай-Петри»:

      – Понемножечку?

      – Можно. Я люблю коньяк.

      – Не самый, конечно, это изысканный, но… Рад, что угадал ваш вкус – насчет коньяка вообще.

      Я разлил крымскую желтизну коньяка по разовым стаканчикам, едва прикрыв влагой их дно.

      – За поездное знакомство, которое заканчивается перроном? Иногда – к сожалению! – произнес я и пытливо посмотрел на Тину. Она приняла мой взгляд серьезным прищуром своих восточных глаз.

      – Как знать, – сказала в ответ. – Ничего нельзя загадывать наперед.

      Должен сказать, что она не пропускала глазами никого из тех, кто шнырял туда-сюда мимо нашей полуоткрытой двери. Иногда мне казалось, что на ее лицо набегает тень тревоги, она, как я улавливал шестым чувством, внутренне подбиралась, точно кто-то из тех, кто на секунду возникал в проеме, беспокоил, настораживал ее.

      – Что ж, давайте выпьем за перрон, на котором знакомство не кончается.

      Мы неслышно чокнулись белым пластиком стаканчиков, золотые донца слегка колыхнулись и успокоились – мы не торопились выпить, мы долго, неотрывно смотрели друг на друга, будто не сидели, а прощались на перроне.

      Теплая коньячная влага согрела мою измученную душу погорельца, все мое развороченное житейским крахом нутро. На минуту старое, видавшее виды купе, летящая за окном темь, все-все, что таил в себе этот жестокий и не очень-то справедливый мир, получили розовую подсветку, и я искренне возблагодарил Всевышнего за то, что он