Последний кит. В северных водах. Ян Мак-Гвайр

говорит, что они зарыты во внутреннем дворе дома. Он показал мне место, и я приказал ему копать.

      Они идут вслед за Прайсом по лабиринту узких переулков, затем выходят на широкую улицу, лавки по обеим сторонам которой уже разграблены, а дома закрылись ставнями и жалюзи и притихли. Вокруг не видно ни души, но Самнер уверен, что здесь тем не менее есть люди – до смерти напуганные семьи прячутся где-нибудь в прохладной темноте, джихадисты и гази[36] зализывают раны и занимаются тайными приготовлениями. Где-то рядом раздаются звуки шумной попойки, а издалека доносится грохот пушечных выстрелов. Солнце уже готово скрыться за горизонтом, но адская жара по-прежнему не спадает. Они переходят на другую сторону улицы, осторожно обходя дымящиеся груды костей, ковры и сломанную мебель, и примерно еще через сотню ярдов Прайс останавливается перед открытыми дверями и кивает.

      Квадратной формы внутренний дворик невелик, побеленные стены посерели и выглядят неопрятными, а в некоторых местах из-под отвалившейся штукатурки видна глинобитная кирпичная кладка. В каждой стене проделаны по два арочных проема, а наверху над ними тянется обшарпанный деревянный балкон. Хамид сидит на корточках в центре двора. Он уже снял одну из каменных плит, которыми тот вымощен, и сейчас убирает рыхлую землю.

      – Помогите мне, пожалуйста, – говорит он. – Нам нужно спешить.

      Прайс опускается на колени рядом с ним и начинает рыть землю руками.

      – Я вижу какую-то шкатулку, – спустя несколько мгновений сообщает он. – Смотрите, вот она.

      Остальные подходят ближе и становятся полукругом. Прайс и Хамид освобождают шкатулку от земли, и О’Доуд ударом приклада открывает крышку. В шкатулке лежат четыре или пять холщовых мешочков.

      Уилки берет один из них в руки, заглядывает вовнутрь и начинает смеяться.

      – Господи Иисусе, – восклицает он.

      – Что там, сокровища? – жадно спрашивает Прайс.

      Уилки показывает содержимое мешочка О’Доуду, и тот сначала улыбается, потом громко смеется и хлопает Уилки по спине.

      Прайс вынимает из шкатулки оставшиеся три мешочка и развязывает их. В двух лежат монеты, а в третьем находится целая коллекция разнообразных браслетов, перстней и прочих драгоценностей.

      – Будь я проклят, – негромко шепчет он себе под нос.

      – Дай-ка я взгляну на эту красоту, – говорит Уилки.

      Прайс передает ему самый маленький из мешочков, и Уилки высыпает его содержимое на пыльные каменные плиты двора. Дружно опустившись на колени, младшие хирурги во все глаза глядят на сверкающую груду драгоценностей, словно школьники за игрой в стеклянные шарики[37].

      – Нужно выковырять все камни, а золото переплавить, – заявляет О’Доуд. – Чем проще, тем лучше.

      – Нам пора возвращаться, – говорит Хамид. – К моему сыну.

      Но вид сокровищ настолько загипнотизировал их, что они не обращают на него внимания. Самнер наклоняется и берет в руки один из перстней.

      – Что это за камни? – спрашивает он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Это бриллианты? –

36

Гази – название вольных воинов-добровольцев, защитников веры, правды и справедливости. Понятие встречается в мусульманских источниках с X–XI вв. Первоначально в Средние века этот термин обозначал воинов-добровольцев, атаковавших на свой страх и риск поселения неверных (в первую очередь римско-византийских и персидских захватчиков) на начальном этапе создания Халифата. Со временем так себя стали называть почти все без исключения повстанцы, в том числе те, кто боролся против войск Халифата.

37

Игра в шарики – ее самые простые и известные правила предполагают наличие игроков с шариками и круг на песке. Игроки должны выбить шарик противника за границы круга. По другим вариантам назначаются цели для броска (шарик) или попадание в ямку.