История одиночества. Джон Бойн

переспросил я. Может, в окне я видел тень старшего брата Джонаса? – А что, Эйдан приехал?

      – Эйдан? – удивилась сестра, замерев со сковородкой в руке. – Нет, ты прекрасно знаешь, что он работает в Лондоне.

      – Ты сказала – для двух оглоедов.

      – В смысле, для Джонаса.

      Я оставил сестру в покое и повернулся к телевизору.

      – Ты видела новости? Эти янки совсем взбаламутились, да?

      – Еще все нервы нам измотают! – Ханна перекрикивала шипенье масла в сковородке, куда положила куски колбасы. – Я полдня пялилась в телик. Как по-твоему, от этого малого будет хоть какой-нибудь толк?

      – Он еще не начал, а его уже все ненавидят. – Днем я мельком видел обзор новостей, и меня удивили толпы, протестовавшие на улицах американской столицы. Все говорили, что победы на выборах не было. Может, и не было, но соперники шли голова в голову, и инаугурация Гора не оказалась бы легитимнее.

      – Знаешь, кто мне нравился? – девически мечтательным тоном спросила Ханна.

      – Кто? Кто тебе нравился?

      – Рональд Рейган. Ты помнишь его фильмы? По субботам их иногда показывают по Би-би-си-2. Пару недель назад был фильм, там Рональд Рейган играет железнодорожника, с ним происходит несчастный случай, и Рейган очухивается на больничной койке, ему ампутировали обе ноги. «Где мое остальное? – вопит он. – Где остальное-то?»

      – Ну да, – сказал я, хотя не видел ни одной картины с участием Рейгана и разговоры о его киноролях меня ставили в тупик. Говорят, жена его была жуткая стерва.

      – Он всегда так выглядел, словно за все в ответе, – продолжила сестра. – В мужчинах мне это нравится. Кристиан был такой же.

      – Верно, – согласился я. Кристиан и вправду имел такой вид.

      – Ты знаешь, что у него был роман с миссис Тэтчер?

      – У Кристиана? – поразился я. Нечто невероятное.

      – Да нет, у Рейгана, – раздраженно пояснила сестра. – По крайней мере, такие слухи. Дескать, они крутили любовь.

      – Ну не знаю. – Я пожал плечами. – Вряд ли. Она слишком черствая для романа.

      – Хорошо, что этот Клинтон убрался, – сказала Ханна. – Грязный паскудник, правда?

      Я неопределенно качнул головой. Меня самого мутило от Билла Клинтона. Политика его мне нравилась, но озабоченность спасением собственной шкуры напрочь убила доверие к нему. Грозит пальцем, непроницаемый вид, все отрицает. И ни слова правды.

      – Еще этот оральный секс, – сказала Ханна, и я изумленно вытаращился. Сестра никогда не произносила ничего подобного, я даже подумал, что ослышался, но уточнять не стал. Что-то мурлыча, Ханна перевернула колбасу на сковородке. – Ты поклонник кетчупа или коричневого соуса?

      – Кетчупа.

      – Кетчуп закончился.

      – Ладно, коричневый соус вполне сойдет. Я уж забыл, когда последний раз его пробовал. Помнишь, отец все подряд ел с ним? Даже лосося.

      – Лосося? – Ханна подала мне тарелку с двумя аппетитными бутербродами. – Разве лосось когда-нибудь успевал вырасти?

      – Изредка