С феями шутки плохи. Кира Измайлова

Конечно, она вовсе не походила на вчерашнюю гостью, но…

      – Рассказать этому вельможе об Элле? – спросила я, и мне показалось, будто голова куклы немного повернулась. – Не нужно? Или не говорить всей правды?

      Теперь мне померещилось, будто она подмигнула нарисованными глазами. И понимай как знаешь… Я вздохнула, положила ее на место и выбежала из дома.

      – Ты не торопилась, – встретил меня незнакомый вельможа. Конь его пасся поодаль, но подошел на свист.

      – Я себе не хозяйка, сударь, – ответила я.

      – Ясно… Итак, кто та девушка?

      – Пока не увижу денег, ничего не скажу, – сказала я, и на солнце засверкали золотые монеты.

      – Имя! – приказал мужчина.

      – Элла.

      – Кто она? Из какой семьи? Впрочем, по одежде видно, что прислуга, но…

      – Что – но, сударь?

      – Ты тоже вроде бы прислуга, девушка, но руки у тебя, – он поймал меня за запястье, – хоть и не ухожены, но явно принадлежат не крестьянке.

      – Еще десять золотых, и я поведаю вам свою историю со всеми подробностями, сударь, – спокойно ответила я, выдернув руку из его пальцев.

      – Ты еще эти деньги не отработала. Повторяю: кто такова эта Элла?

      – Сирота, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Живет она при мачехе, и жизнь у нее похуже моей. Меня хотя бы по имени называют, а не обидным прозвищем…

      – Каким? – заинтересовался он, а я вдруг взглянула на него в упор.

      Вельможа был темноволос, как и я, с загорелого лица смотрели пронзительно-черные глаза, да и одет он был в темное. Вчерашний юноша, помнится, был куда симпатичнее: синеглазый, с непокорными русыми кудрями, с ясной улыбкой, красивый и веселый…

      – Золушка, – сказала я. – Видели, сударь, как она перемазана? Это потому, что вечно возится у очага.

      – Ты, думаю, тоже, но что-то я не вижу на тебе сажи, – заметил он.

      – Я приучена содержать себя, как и весь дом, в порядке, – ответила я. – Да и вряд ли хозяйке понравится, если на стол ей будет подавать неумытая замарашка в рваном платье.

      – И кто же твоя хозяйка?

      – Сударь, за ответы на эти вопросы вы не заплатили, – напомнила я. – Кажется, вы интересовались Эллой?

      – Ах да… – вельможа взял коня под уздцы. – Значит, она живет с мачехой?

      – Да, и с двумя сводными сестрами. Отец ее умер, разорившись – он был торговцем, я слыхала, – так что ей оставалось лишь стать приживалкой, – чуть покривила я душой, а дальше и вовсе солгала: – Мачеха ее – женщина добрая, она оставила Эллу при себе, хотя могла бы отослать в монастырь: денег у них не так уж много, и это средства госпожи Тинке, а не отца Эллы. Можно ли обвинить ее в том, что она тратится на родных дочерей, а не на падчерицу?

      – Просто образец человеколюбия, – хмыкнул он. – Значит, Элла Тинке – дочь торговца, сирота и бесприданница, приживалка у мачехи. Прекрасно.

      – Что же в этом прекрасного, сударь? – не удержалась я. Сама от себя не ожидала такого складного вранья; впрочем, не так уж сильно я прилгнула.

      – В том, девушка, что моему господину