Ненависть. Юлия Остапенко

приняла его. Тогда это казалось ему самым важным, что она может сделать. А она ничего не потребовала. Может, потому он и пришел к ней, а не к Гвиндейл – та всегда знала, как много значит для него, охотно пользовалась этим и наверняка потребовала бы от него невозможного за право спрятаться под ее крылом от самого себя. Впрочем, она всегда требовала невозможного. Это была профессиональная привычка. Потому он и пожертвовал тем слабым, но все же ощутимым притяжением, что испытывал к ней, ради безотказной и до смерти влюбленной в него Клирис. И, кажется, совершил ошибку.

      «Думаешь, у тебя был выбор? С чего ты взял, что она приняла бы тебя?»

      В самом деле. И, может, поэтому он не пошел к Гвиндейл? Потому что знал, что она откажет, – а он тогда не вынес бы отказа? И если задуматься, разве могла бы она не отказать? Разве имела на это право?..

      Но теперь он все же шел к ней. Три года спустя он снова ступил на тропу, когда-то соединявшую его любовниц, а теперь – его жену и… стоп, а кто он теперь Гвиндейл? Бывший любовник? Не самый лучший статус. Тропа заросла, местами травой, короткой, густой и пахучей, а кое-где – мелким ломким кустарником, рассыпавшимся от малейшего прикосновения. Этот бурьян довольно легко извести, но уже само его наличие наталкивает на определенные мысли, верно?..

      Что если тропа, соединявшая их, тоже заросла бурьяном? И что если Гвиндейл не захочет выкорчевать сорняки? Что будет значить желание Дэмьена перед ее волей – тем более что он снова хочет использовать Гвиндейл в своих целях, хотя и не знает как. И… разве ему неизвестно, что она привыкла требовать плату за ответы?

      Сосновая ветка хрустнула под его ногой. Дэмьен остановился, посмотрел вниз, нагнулся и поднял с земли зарывшуюся в палые листья шишку. Стряхнул с нее приставшие рыжие иглы, сдул землю, повертел в руках. Шишка была большой и кособокой; асимметричная форма и выпуклая черная макушка делали ее похожей на одноглазую старуху. Дэмьен слабо улыбнулся, сунул шишку в карман и пошел дальше.

      Раньше эта дорога отнимала у него не более часа. Сегодня он, кажется, шел немного дольше. Наверное, из-за бурьяна. Наверное.

      Серые стены вынырнули из стройных рядов сосновых тел. Похоже, они еще больше обветшали за эти три года. Неровные глыбы выпуклых камней кладки покрылись мхом почти полностью, только кое-где среди грязно-зеленого влажного ковра еще просвечивали серые пятна; появилась плесень. Почерневшие ставни, оккупированные древесным грибом, похоже, не раскрывались несколько лет, и было очень сомнительно, что их закостеневшие от проржавевших насквозь петель створки можно будет раздвинуть без помощи лома. В расщелинах потрескавшегося и подгнившего дерева деловито копошились муравьи. В целом огромное и некогда внушительное здание напоминало вывороченный из земли грязный валун, словно в насмешку брошенный посреди залитой солнцем поляны.

      Зато дорога, ведущая к аркообразной двери со стороны, противоположной той, из которой пришел Дэмьен, была по-прежнему ровной и утоптанной. Эта дорога никогда