Вечна только тьма. Из пыли времен. Павел Александрович Васильев

и Древние драконы сейчас где-то там…

      С каждой новой весной, Лита все чаще вспоминала дом. Коридоры замка, увешанные алыми знаменами, снились по ночам.

      Во снах девочка вновь и вновь возвращалась в тронный зал, пряталась от отца. Каменные силуэты Крылатых Змеев безмолвно следили за ней искрящимися глазами. Чешуйчатые тела извивались, втиснутые в арочные обрамления, пытаясь сломать каменные темницы и расправить крылья. Она видела на сияющих гранях себя, алые гербы с опущенным серебряным мечом и всполохи пламени – во всех глазах отражался тронный зал Хемингара. Во всех, кроме Айдомхара – черные обсидианы всегда оставались непроницаемы.

      Иногда, проснувшись, Лита не сразу понимала, где находится. Образы дома, его запахи и звуки, преследовали, и казались такими четкими, словно она только что была там. Вдыхала смолистый чад и морозный воздух, прикасалась к гербовым полотнам, а в ушах разносилось эхо шагов.

      Проснувшись, Лита долго не могла отделаться от этих видений. Но уже к полудню детали родного Хемингара меркли. Золотое Солнце сжигало память, оставляя лишь пустоту и тоску. И холодную жажду мести. «Смертью я отвечу на смерть», – часто голосом отца звучали в памяти слова Великого Воина.

      Но несмотря ни на что, Лита всегда помнила маму. Помнила ее взгляд тогда, на выходе из пещеры. Помнила нежное прикосновение на своей щеке. Лита старалась, как можно чаще вспоминать этот образ, рисуя во всех деталях в воображении. Она не могла позволить себе забыть…

      И еще помнила Зверя. Он так же часто преследовал во сне.

      Лита сражалась с ним. Пронзала мечом его сердце. Убивала. Но вкус победы неуловимо ускользал. Лишь пустота и холод все сильнее разливались в груди.

      И на пороге смерти Зверь всегда преображался. Появлялся отец, истекающий кровью. Он смотрел на Литу, и меч выскальзывал из девичьей ладони. А потом – отец превращался в юношу. Молодого, красивого, с черными, как ночь, волосами, и глазами, пылающими, словно сапфиры. Юноша тянул к ней руки, она бросалась к нему. Прижимала к груди, пыталась помочь, зажимая рану. Но кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывала одежду… И в следующий миг девочка держала на руках младенца. Мальчика. Он смотрел все теми же двумя ясными сапфирами и улыбался; а кровь все не останавливалась… Юные глаза постепенно меркли. А Лита стояла на коленях, держа малыша, и руки по локоть покрывала багряная липкая влага…

      В этот момент она всегда просыпалась.

      Лита встала с кровати. Солнце еще не взошло, и через открытое окно в комнату проникал прохладный воздух. Девочка, потягиваясь, вышла на балкон.

      В эти предрассветные часы небо начинало лучиться, а облака казались черными, как уголь. Призрачные горы лишь угадывались в утреннем тумане. Легкий ветерок трепал волосы, овевая свежестью.

      Девочка прикрыла веки, подставляя юное лицо прохладным «ладоням». Они взъерошивали волосы цвета расплавленного металла, теребя