Корсары Мейна. Виталий Гладкий

к нему и спрятала лицо на его широкой груди, будто и впрямь превратилась в маленькую девочку.

      Но вот дверь отворилась, вышел Микита. Он был как с креста снятый – бледный, с блуждающим взглядом, а пот с него лил ручьями.

      – Рушник… дайте, – каким-то чужим голосом попросил Дегтярь.

      Ядвига резво соскочила с рук Тимка, нашла полотенце, и Микита начал вытирать лицо и шею.

      – Войти к отцу можно? – робко спросила девушка.

      – Да…

      – Ну как? – Тимко с надеждой вглядывался в отрешенное лицо Микиты.

      – Получилось. Ты тоже зайди… чтобы он хорошо запомнил будущего зятя.

      Микита попытался улыбнуться, но получилось не очень, и он продолжил:

      – И не спустил на тебя собак, когда придешь свататься к Ядвиге…

      Тимко вошел в опочивальню. Шляхтич выглядел точно так же, как и до этого, но на его лице разлилось умиротворение, словно он уже исповедался и готовился перейти в мир иной. Лихорадочный блеск в глазах Тыш-Быковского сменился на спокойное свечение, будто изнутри кто-то зажег лампадку.

      – Ядзя… дочка… – он говорил очень тихо. – Заплати лекарю… сколько скажет. Теперь я уверен, что выздоровею, – тут он перевел взгляд на Тимка. – Пан есть помощник лекаря?

      – Не совсем… – смутился бурсак. – Хотя да, в какой-то мере…

      – Примите мою благодарность. Вы двое спасли мне жизнь. Это точно. А теперь оставьте меня, я хочу отдохнуть…

      Он закрыл глаза, и Ядвига со спудеем покинули опочивальню. Микита стоял посреди светелки как столб, только плохо вкопанный – шатался. Когда Ядвига подошла к нему с увесистым кошельком в руках, он поморщился и покрутил головой:

      – Не надо. Я это делал только ради своего друга…

      Он указал на Тимка. У Микиты вдруг закатились глаза, и, не подоспей к нему Тимко, он рухнул бы на пол.

      – Что с ним?! – вскричала испуганная Ядвига.

      Дегтярь открыл глаза и прошептал:

      – Еда… Мне нужна еда. Дайте мне поесть… и попить.

      – Матка Боска!

      Ядвига выскочила на кухню, раздался ее звонкий голос:

      – Зофка! Где ты запропастилась, негодная девка!

      Вскоре Микита и Тимко сидели за богато накрытым столом, и Дегтярь уплетал за обе щеки с таким рвением, словно голодал по меньшей мере неделю. Тимко тоже ел, но больше налегал на вино; у него из головы не выходили обидные слова Ядвиги.

      «Холоп… – думал он с горечью. – Ну конечно же, холоп! Куда мне против шляхетного панства. Вот тебя, брат-бурсак, и поставили на место…»

      Ядвига чувствовала себя не в своей тарелке. Она боялась встретиться с Тимком взглядом. Лишь когда спудеи насытились и засобирались, она отвела Тимка в сторону и сказала, роняя слезу:

      – Прости меня, любимый… Прости! Я полная дура! Я виновата… прости…

      – Забудь, – коротко ответил бурсак. – Чего сгоряча не скажешь.

      Он нежно привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

      – Вы,