Дети ночного неба. Татьяна Гуськова

когда Шиад разбила одну из них. И тот маленький чайник, что я купила сама, не пожалела шестидесяти шерлов, опьяненная своим первым выступлением в императорском замке, с какой гордостью я привезла его домой…

      – Чиа, – Мэйо дернул меня за руку. – Ты что, плачешь?

      Сглотнув, я запрокинула голову, и предательские слезы все-таки не пролились. Возница, услышав слова мальчика, оглянулся, чтобы посмотреть на редкое зрелище – плачущего шакья.

      – Нет, Мэйо, я не плачу. Тебе показалось.

      Мальчик хотел что-то сказать, но в этот момент мы въехали в ворота.

      – Тирш! Кто это с тобой? – окликнул нашего возницу страж на воротах.

      – Госпожа шакья с учеником.

      – С младшим братом, – поправила я. Нужно что-то делать. Мы с Мэйо заметны, как костер ночью на холме.

      – Надолго ли к нам? – спросил стражник, подходя к остановившимся саням.

      – Нет. Только переночевать.

      Стражник удовлетворенно кивнул.

      – Гостевой дом пуст. Зима. Думаю, вы сможете недорого снять комнату.

      – А как нам до него добраться? – я слезла с саней и потянула за собой пригревшегося и разомлевшего Мэйо.

      – Это вон тот дом, – кивнул стражник на возвышающееся над окружающими домиками двухэтажное строение.

      – Спасибо за скрашенную дорогу и быстрые ноги твоего коня, – я слегка поклонилась вознице, толкнув Мэйо в спину. Мальчишка послушно согнулся.

      Поблагодарив стражника, и мы отправились искать ночлега.

      Гостевой дом поражал аккуратностью и чистотой. Сразу видно, что он в надежных и любящих руках. Стоило переступить порог, как навстречу нам поспешила сухонькая женщина с доброй, но будто наклеенной улыбкой, одетая в опрятную, но не богатую полосатую, бело-желтую тиску, подпоясанную желтым платком. Она, не спрашивая, сможем ли мы заплатить за ночлег, предложила разуться у порога и принесла мягкие, валяные из овечьей шерсти топушки, предложила выпить чаю. Такому ритуальному гостеприимству любой знатный дом бы позавидовал.

      По обычаю отказываться от добровольно предложенного угощения нельзя было, хотя принимать его ой как не хотелось. Вся моя кошачья природа восставала против этого, она говорила – заплати за то, что дают, иначе за отданное даром, могут потребовать куда больше стоимости; возьми сама, если сможешь, но не принимай из чужих рук.

      Хозяйка усадила нас на низенькие скамеечки за низенький столик, расставила на нем маленькие круглые деревянные тарелки, на которых горками возвышались нехитрые сласти: засахаренные вишни; почти прозрачное и необыкновенно густое варенье из рябины, порезанное кубиками; и маленькие, размером с монетку, соленые лепешки с орехами. Их полагалось есть перед чаепитием, чтобы полнее осознать вкус чая. Мэйо тут же потянулся к ним, но замер, остановленный моим взглядом. А хозяйка продолжала священнодействовать. На столе появился чайник из той самой глины, на его боку цвел шиповник, да сам он был сделан в виде ягоды шиповника, а потом и три маленькие чашки.

      Три.