Здесь и сейчас. Гийом Мюссо

я смотрел на него выпучив глаза. Упоминание о двери подействовало на старика как электрошок. Он очнулся, и в его серых глазах загорелся опасный ледяной огонек.

      – Зачем ты это сделал, поганец? – прошипел он мне на ухо.

      Я попытался освободиться, но он надавил сильнее, показав, на чьей стороне преимущество. Откуда такая силища? Я чувствовал, как его пальцы сжимают мое дыхательное горло. Да он сейчас задушит меня, этот чокнутый!

      – Ты открыл металлическую дверь? Ты вошел в комнату?

      Я кивнул. Ответ привел его в отчаяние. Он ослабил хватку, и долго-долго кашлял.

      – Вы псих, – прохрипел я и встал.

      – Вполне возможно, – кивнул он, – а ты по уши в дерьме, мой мальчик.

      Мы довольно долго молчали. Пристально, внимательно вглядывались друг в друга. Салливана было не узнать. Собранный, сосредоточенный, он словно бы очнулся от дурного сна. Словно вернулся из дальнего путешествия. Живым острым взглядом он рассмотрел меня с головы до ног.

      – Как, ты сказал, тебя зовут?

      – Артур. Артур Салливан Костелло.

      Услышав мое второе имя, он усмехнулся, и у него на щеках появились ямочки.

      – А почему ты стибрил мои часы, Артур Салливан Костелло? – спросил он, ткнув в «Тэнк» Картье на моей руке.

      – Хотите, верну!

      Он положил руку мне на плечо.

      – Нет, приятель. Поверь, они тебе нужнее, чем мне.

      Он поднялся, захрустев костями, словно ему было тесно в собственном теле.

      – Стало быть, ты открыл дверь и теперь хочешь знать, что с тобой произошло.

      – Да, у меня к вам сплошные вопросы. И вам…

      Он поднял руку, прерывая меня.

      – Какой у нас теперь год?

      – Вы что, смеетесь надо мной?

      – Смеюсь.

      – Сегодня у нас четырнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто третьего года.

      Он замолчал, задумался, потом спросил:

      – И чем ты занимаешься, паренек?

      – Врач. А что?

      – Ничего. Работаешь в больнице?

      Я кивнул. Похоже, в его мозгу началась сумасшедшая работа, и глаза загорелись как-то особенно, но о причине такого преображения мне было трудно догадаться.

      – Покурить найдется?

      – Не думаю, что здесь разрешено курить, – сказал я и показал на детектор дыма.

      – Да в этой дыре ничего не работает, ты что, не понял?

      Я вздохнул, порылся в карманах и протянул деду зажигалку и пачку сигарет с ментолом, которые стащил у Элизабет Эймс.

      – Это что за дерьмо такое? – скривился он. – Ты меня за девчонку принимаешь? А «Лаки Страйк» у тебя что, нет?

      Не дожидаясь ответа, он выругался и в конце концов, глубоко затягиваясь, стал курить ментоловую.

      – Когда ты открыл дверь? – спросил он, став очень серьезным.

      – В июне девяносто первого.

      – Значит, сейчас у тебя второе путешествие. Когда очнулся в этот раз?

      – Сегодня утром в девять. А что вы имеете в виду, говоря о путешествии?

      – Я отвечу на все твои вопросы, малыш, но не раньше, чем ты окажешь