Ричард Длинные Руки – фрейграф. Гай Юлий Орловский

понятны, леди Элинор.

      – Эгоистична?

      – Это объяснимо, – ответил я дипломатично.

      – Я стала такой, потому что жила полной хозяйкой в своем прежнем замке?

      Я покачал головой:

      – И это тоже. А еще… герцог. Вы ревнуете, леди Элинор. Дженнифер ежедневно могла видеться с ним, разговаривать, общаться, целовать его и обнимать, а вы всего этого были лишены.

      Она опустила голову.

      – Вы правы, – произнесла она едва слышно. – Она могла… и не пользовалась. А я этого страстно жаждала и… не имела возможности. Но у меня нет вражды к леди Дженнифер.

      – Я знаю, – ответил я. – Вы как двое щенков, что отпихивают друг друга от мамы. Или папы. Но вы сильнее, леди Элинор! И не заметили, что не просто отпихнули его родную дочь, но и вообще загнали в угол и затоптали.

      – Неужели так выглядит со стороны?

      – Боюсь, – сказал я жестко, – так в действительности. Вы привыкли бороться, леди Элинор. А Дженнифер жила за широкой спиной отца и под крылышком матери. У нее нет умения постоять за себя, как у вас! И когда соревнование за внимание герцога перешло в жесткое соперничество, вы ее с легкостью затюкали, затоптали, забили! Она боится уже из своей комнаты показаться. А когда выходит, старается поскорее выскользнуть за пределы крепости.

      – Вы такие страшные вещи говорите…

      Я сказал решительно:

      – Прошу вас поприкидываться хорошей матерью… или просто доброй женщиной не для того, чтобы восстановить добрые отношения, их не восстановить, а чтобы потом, когда случайно встретитесь через несколько лет, могли обняться… или хотя бы поздороваться, а не вцепляться друг другу в волосы.

      Она несколько мгновений смотрела мне в глаза. Лицо ее неуловимо менялось. Я видел и стыд, и скорбь, и упрямство, и решимость, и гордость, наконец она глубоко вздохнула и проговорила упавшим голосом:

      – Да… наверное, это единственное разумное, что я могу.

      Низкое солнце нависает над зубчатой стеной и освещает под таким углом, что все камни стены и башни выглядят плотно подогнанными глыбами древнего металла, чужого и таинственного. Края вспыхнули напоследок, заискрились, от них даже брызнули искры, но тут же солнце ушло за стену, двор погрузился в плотную тень.

      В щели кузницы пробивается багровый огонь, из-за чего во дворе еще темнее. В небе затихло, купол выгнулся и стал глубже, выше, величественнее.

      Из сторожки, завидев меня, выскочил Мартин. На лице преданность и готовность немедленно броситься выполнять все мои распоряжения, глаза следят за каждым движением сюзерена.

      – Я отбуду на время, – сказал я негромко.

      Он спросил тоже тихо:

      – На сколько?

      – Не поднимайте шума, – сказал я в ответ.

      – Это значит… тайно?

      – Иногда так удобнее, – объяснил я дипломатично.

      Он молчал ошарашенно лишь долю секунды, а когда заговорил, голос был строгим и деловитым:

      – Прикажете оседлать коня?

      – Нет, – сказал я. – И собачке ничего не говори.

      – Отбудете… пешком?

      Я ответил, отводя