В огонь. Валерий Терехин

нам тут подбрасывать!.. – заревел кормчий, и в зале напряглись. – Или наши активисты вышвырнут вас вон!.. Вас и прочих провокаторов московского бейтара!..

      Задиристый журналист препирался. Разъярённый геополитик наседал:

      – Я знаю, как выглядят следы гусеничных траков на человеческих телах!!!..

      Наконец гламурный москвич поперхнулся и отскочил на задний ряд, словно спрыгнув в запасной окоп, где еще можно было укрыться от бряцавшего гусеницами эскапад записного милитариста.

      «Нагнули и тебя, недотёпа с РенТиВи. На то он и Нагибалов, дембель из Вильнюса, провёл свою танковую атаку на телецентр, получил орден, да из майора в подполковники, а потом три звёздочки на погоны… Опять страх, который я всю жизнь учил себя преодолевать. Но чтобы наша партия победила, нужно сперва очистить движение, запугать одних и подавить других. Тех же БэНэЭн. “Рухнул Союз, лопнула идеологическая индустриальная империя, и вместо неё нужно строить мультиконфессиональную технологическую, иначе нам на этой планете не жить”, – так распинался Нагибалов на установочной встрече…»

      Он опять отключился и под бред депрессирующего Алиса Купера вспомнил общий сбор в Вопне…

      В подвал двухэтажки, определённой под снос, набились все агенты оргкомитета: те, кто половчее и пошустрее. Коллег вместе с собой насчитал меньше десяти. Не громокипели, не рвались в политсовет, а мотались по регионам, заныривали на свой страх и риск в ближнее зарубежье. Продвинутые не вылезали из социальных сетей, налаживали удалённые контакты, помогали формировать в депрессивных областях и краях легальные отделения оргкомитета, и слали через Сбербанк блиц-переводы на пропой местных юристов. Кто поздоровее, шастал по спальным гетто ночных мегаполисов, сколачивал потихоньку уличные команды. Один был вхож в ГУИН и шерстил колонии для несовершеннолетних, где ему рекомендовали лучших из тех, кого выпускали на волю по УДО.

      Полковник в тот вечер назвал их гвардией движения, торжественно присвоил всем номера, а потом разоткровенничался, пенял на врагов русского народа и их склочных прихвостней из килогорской администрации, пролезших в оргкомитет по протекции финансировавшего движение Балладова и стоящих за ним структур.

      «Как он тогда кричал: “Не Килогорск, а ‘Гнилогорск’! Вот как надо было назвать вашу столицу Подмосковья!..” Мне тогда достался пятый номер. Хорунжий ещё подкалывал: мол, на 007 не тянешь, дескать, женился и заикаст. Из наших в Вопне он главный: худо-бедно провернул мероприятие, обзванивал всех, предупреждал, чтоб не болтали Мутнову…

      Хорунжий, в отличие от куратора, денег не клянчит, лом цветного металла его обогатил. Только, чего ради, заканчивал институт стали и сплавов? Пять лет на военной кафедре, месячные стипендии за год набегали на тысячу двести ру́бликов, “брежневских”, между прочим. В армию не пошёл и теперь у него бригада сборщиков пивных банок. Собрал алкашей со всей Вопни, крутит-вертит ими как хочет. Их он посылает, и Мутнова тоже, и меня бы послал с удовольствием, но для Нагибалова деньги найдёт…»

      Захлёбистые