Багровый лепесток и белый. Мишель Фейбер

временем он почти уж привык к тому, что расторопности ожидать от прислуги не приходится. В последнее время Уильям даже взял на себя выполнение разного рода лакейских обязанностей – он сам раздергивает шторы, открывает окно, добавляет в камин дрова. В трудную пору жизни каждому надлежит вносить свою посильную лепту.

      Вот и сейчас Уильям подкармливает огонь в камине курительной. Он, собственно, вызвал для этого Клару, однако и та являться на зов не спешит, а Уильяму необходимо побыстрее согреться. И он бросает в пламя вязанку хвороста. Дело, в сущности, вовсе не хитрое. Настолько, собственно говоря, нехитрое, что остается только дивиться – почему треклятые слуги не исполняют его, черт их совсем побери, почаще?

      Появившаяся наконец-то Клара застает его сидящим в излюбленном покойном кресле, утомленно откинув голову на покрывающую подголовье кресла салфеточку и успокаивая расходившиеся нервы сигарой. Руки Клары с наигранной скромностью сложены на новой, двадцати дюймов в обхвате талии, а вид у нее такой, точно ей очень и очень есть что скрывать.

      – Да, сэр? – Тон Клары холоден и несколько надменен. Она уже отрепетировала находчивый ответ на строгое: «Откуда у вас эта талия?» – несколько ненатуральную историю о никогда не существовавшей на свете племяннице.

      Однако Уильям просто спрашивает: «Как нынче миссис Рэкхэм?» – и отводит взгляд в сторону.

      Клара сцепляет руки за спиной, точно школьница, вознамерившаяся продекламировать стишок.

      – Ничего необычного, сэр. Читала книгу. Потом журнал. Немного вышивала. Один раз попросила принести ей чашку какао. В остальном же она пребывает в совершенном здравии.

      – В совершенном здравии… – Уильям приподнимает брови, глядя в общем направлении книжных полок, с которых кто-то без особого усердия стер пыль. Чего уж тут удивляться словам Агнес о том, что она доверяет Кларе свою жизнь. Эта парочка, вступившая во враждебный всем прочим женский сговор, соорудила теорию, согласно которой вина за упадок дома Рэкхэмов лежит не на его хозяйке – ибо разве она не аристократка, пребывающая в совершенном здравии? – но единственно на ее безвольном, страшащемся предназначенной ему участи муже. О нет, в маленькой, идеальной женщине с верхнего этажа никогда и ничего неподобающего не отмечалось, а между тем жестокий, никчемный муж настоятельно требует каждодневных отчетов о ее поведении. Уильям словно видит сейчас Агнес, вносящую свою малую лепту в поддержание этой лжи, видит ее сидящей в постели – миниатюрное личико изображает невинность, она читает «Великие мысли в простом изложении для юных леди» или иную какую-то книгу того же рода, пока он, корень всех зол, просиживает здесь свое засаленное кресло.

      – Что-нибудь еще? – кисло спрашивает Уильям.

      – Она говорит, сэр, что доктора нынче видеть не желает.

      Уильям отстригает кончик новой сигары, щелчком пальца отправляет его в камин:

      – Доктор Керлью придет сегодня с обычным его визитом.

      – Очень хорошо, сэр.