Гнездо времени. Карибская повесть. Александр Дорофеев

культуры.

      – Что это еще за фигов «Кукулькан»? – спросил он грубо.

      – Педро, я бы на твоем месте был осторожнее в словах!

      – А что такое? Чего я сказал-то?! – встрепенулся Петя, озираясь кругом.

      – Да уж, прости, сказал! Обидел эдак запросто древнего бога майя крылатого змея Кукулькана. А ему, знаешь, в былые-то времена, сколько человеческих жертв приносили – вырывали на алтаре сердце, и поминай, как звали.

      У Пети вдруг потекло из носа. Он жалобно шмыгнул:

      – И чего теперь делать-то будем?

      – Вот уж, не знаю, – развел я руками. – Если учесть, что Канкун на языке майя Гнездо змея, то плохи твои дела. Древние боги мстительны, а майские – особенно.

      – Да ладно тебе шутковать-то, – неуверенно улыбнулся Петя.

      – Какие шутки, Педро? Уже из носа течет. Глядь – и диарея тут как тут…

      Петя вдруг, несмотря на первичную курортную красномордость, заметно сбледнул, как говорят в народе.

      – Типун тебе на язык!

      – Типун-то пустяки, – мягко ответил я. – А вот с диареей попрыгаешь – весь отдых насмарку.

      – Погоди, погоди, – засуетился Петя, подтирая нос, – Я всегда помнил, а прямо сию минуту позабыл – на каком месте диарея-то вскакивает? Обычно-то?

      – Обыкновенно в животе, а потом ниже идет…

      Петя всплеснул руками:

      – Елки-палки, понос что ли? А то я невесть чего подумал: диарея! Хотя тоже мало радости, – погрустнел он.

      – Ладно, Педро, спокойно. Говорят, есть спасение от мести Кукулькана. Именно здесь в Гнезде змея, в Канкуне, надо сперва опуститься на дно морское, а потом подняться в небеса. Только тогда Кукулькан отстанет.

      – Нет, на это я не согласен! – заявил Петя. – Что же это значит: искупаться, и в самолет, до дому?! Пусть меня лучше здесь пронесет.

      – Не надо жертвоприношений, – сказал я, – Всё куда проще и забавней. Есть подводная лодка Атлантис и вертолет – геликоптер. Опустимся, поднимемся! Чего все землю-то топтать?

      Так мы и поступили. На легком катере добрались до подводной лодки, стоявшей наготове неподалеку от коралловых рифов.

      Когда мы с Петей протиснулись во чрево подлодки, и команда задраила люк, наступила неловкая тишина. Пассажиры, сидя на длинных диванах вдоль иллюминаторов, вяло улыбались друг другу – мол, ничего, может, обойдется… Вдруг в подлодке раздалось громкое шипение, а в прозрачной воде за окошками побежали гурьбой крупные пузыри. Петя перекрестился и придавлено вздохнул: «Авось, пронесет».

      О, велик русский язык! Как дивно сочетается с душою русской! Одно лишь незатейливое слово порою так встряхнет россиянина, что он уже в единый присест готов и жизнь пройти и поле пережить. А там – будь, что будет за этим полем: хоть черт, хоть ангел. «Все лишь бредни, черри-брэнди, ангел мой».

      И в замкнутом пространстве, окруженный англо-саксонами, галлами и латинами, почти на самом дне Карибского моря, Петя затянул «Степь да степь кругом». Его голос, подобно тропическому урагану, быстро набирал мощь и, кажется, уже