Влечение. Елена Усачева

пропуская меня. И уже в спину спросила: – Май, ты влюбилась?

      Что?

      Кровь прилила к щекам, сердце толкнулось куда-то в горло.

      – Мама! – Я поспешно потянула на себя дверь в свою комнату. – Что ты такое говоришь? Мне уже и голову вымыть нельзя?

      – Ты последнее время какая-то бледная. – Мама шла за мной по пятам.

      – Собака воет, спать не дает. Ты разве не слышишь?

      Взгляд мамы стал странным. Она смотрела на меня, как на маленькую девочку. Как на маленькую, беспомощную и глупую. Как будто я сейчас собираюсь залезть в будку к злой цепной собаке и погладить ее по жесткой холке.

      Но лезть я никуда не собиралась. Я просто хотела побыть одна.

      – Май, давай уедем куда-нибудь? – произнесла мама таким голосом, что я остановилась. Лицо у нее было уставшее. – Возьмем путевку на юг. Там еще тепло. У нас теперь солнце появится не скоро.

      Мне тут же захотелось уехать. Немедленно! Сию секунду! Побросать вещи в сумку и уйти. Даже дверь за собой не закрыть.

      – Когда? – Я смотрела на маму и не узнавала ее.

      – Завтра пойду в турагентство и возьму горящую путевку. Что у тебя с каникулами?

      – Скоро, – пробормотала я. Вопрос вернул меня к действительности, к осеннему вечеру, к вою ветра за окном – на такой высоте он дует постоянно.

      – Завтра все узнаю.

      Она ушла, оставив меня наконец одну. Я медленно опустилась на кровать. В голове вспыхивали и гасли редкие кадры. И в каждом был наш новый жилец. Вот он около пианино. Вот открывает мне дверь. Вот равнодушно смотрит на меня, отворачивается и уходит.

      Черт, черт, черт! Сколько можно-то!

      Да, все правильно. Надо уехать. Как можно быстрее. Убежать, спрятаться. А потом я вернусь, и все будет как раньше. Будут те же тренировки, те же занятия на курсах, по воскресеньям поездки на конюшню. Все вернется обратно. И спокойствие тоже вернется.

      Утром лицо у меня было опухшее от ночных слез, глаза покраснели, в уголках чувствовалась резь. В зеркало на себя смотреть было страшно.

      Я налила себе большую кружку кофе, отрезала кусок сыра и села за стол. Чувствовала себя измотанной, как будто всю ночь размахивала саблей. И под стать моему настроению на улице моросил мелкий дождик.

      Во дворе памятником чему-то вечному торчала неизменная троица. Изморось не мешала им дымить влажными сигаретами.

      – Физкультпривет! – зло процедила Стешка. – Что-то твой сосед сегодня не выходит.

      – Вчера нагулялся, – буркнула я, собираясь пройти мимо. Глаза опустила, чтобы ничей взгляд меня не остановил.

      Я решила с утра не убирать волосы в хвост, оставила их распущенными, и теперь они мне мешали, падали на лицо, лезли в глаза, я их постоянно поправляла, что раздражало меня еще больше.

      – Видела я его фифу. – Малинина восприняла мою остановку как желание поговорить. – Ничего особенного. Тощая. Не стенка, подвинем. Слушай, Гурыч, открой-ка нам дверь своего подъезда.

      Окурок по привычной траектории полетел в кусты. Какая у нас добросовестная дворничиха, хорошо убирается,