Великий Гэтсби. Френсис Скотт Фицджеральд

ее сто двадцать семь раз.

      Миссис Уилсон еще раньше успела переодеться – на ней теперь был очень нарядный туалет из кремового шифона, шелестевший, когда она расхаживала по комнате. Переменив платье, она и вся стала как будто другая. Та кипучая энергия жизни, которая днем, в гараже, так поразила меня, превратилась в назойливую спесь. Смех, жесты, разговор – все в ней с каждой минутой становилось жеманнее; казалось, гостиная уже не вмещает ее развернувшуюся особу, и в конце концов она словно бы закружилась в дымном пространстве на скрипучем, лязгающем стержне.

      – Ах, милая, – говорила она сестре, неестественно повысив голос, – вся эта публика только и смотрит, как бы тебя обобрать. У меня тут на прошлой неделе была женщина, приводила мне ноги в порядок, – так ты бы видела ее счет! Можно было подумать, что она мне удалила аппендицит.

      – А как ее фамилия, этой женщины? – спросила миссис Макки.

      – Миссис Эберхардт. Она ходит на дом приводить клиентам ноги в порядок.

      – Мне очень нравится ваше платье, – сказала миссис Макки. – Прелесть!

      Миссис Уилсон отклонила комплимент, презрительно подняв брови.

      – Это такое старье, – сказала она. – Я его еще иногда надеваю, ну просто, когда мне все равно, как я выгляжу.

      – Нет, как хотите, а оно вам очень идет, – не уступала миссис Макки. – Если бы Честер мог снять вас в такой позе, я уверена, это было бы нечто.

      Мы все молча уставились на миссис Уилсон, а она, откинув со лба выбившуюся прядь, отвечала нам ослепительной улыбкой. Мистер Макки внимательно посмотрел на нее, склонив голову набок, потом протянул руку вперед, убрал и опять протянул вперед.

      – Я бы только дал другое освещение, – сказал он, помолчав немного. – Чтобы лучше выделить лепку лица. И я бы постарался, чтобы вся масса волос попала в кадр.

      – Вот уж нипочем бы не стала менять освещение! – воскликнула миссис Макки. – По-моему, это как раз…

      – Ш-шш! – одернул ее муж, и мы снова сосредоточились на своем объекте, но тут Том Бьюкенен, шумно зевнув, поднялся на ноги.

      – Вы бы лучше выпили чего-нибудь, почтенные супруги, – сказал он. – Миртл, добавь льда и содовой, пока все тут у тебя не заснули.

      – Я уже приказала мальчишке насчет льда. – Миртл приподняла брови в знак своего возмущения нерадивостью черни. – Это такая публика! За ними просто нужно ходить следом.

      Она взглянула на меня и ни с того ни с сего засмеялась. Потом схватила щенка, восторженно чмокнула его и вышла на кухню с таким видом, словно дюжина поваров ожидала там ее распоряжений.

      – У меня на Лонг-Айленде кое-что неплохо получилось, – с апломбом произнес мистер Макки.

      Том недоуменно воззрился на него.

      – Две вещи даже висят у нас дома.

      – Какие вещи? – спросил Том.

      – Два этюда. Один я назвал «Мыс Монток. Чайки», а другой – «Мыс Монток. Море».

      Рыжая Кэтрин уселась на диван рядом со мной.

      – А