Плексус. Генри Миллер

талдычит служащий.

      – Что?! – кричу я дурным голосом. – А я – что я буду носить?

      – Фиговый листок, – отвечает тот, – и смотри, чтоб он на тебе не скукожился!

      В этот момент по оконному переплету кто-то постучал.

      – Держу пари, полиция! – закричал О’Мара.

      Я подошел к окну и отдернул занавеску. За окном стоял Осецки, глуповато ухмыляясь и нелепо шевеля кончиками пальцев.

      – Это Осецки, – сказал я, направляясь к двери. – Судя по всему, под градусом. А где же ваши друзья-приятели? – осведомился я, пожимая ему руку.

      – Разбежались, – грустно констатировал он. – Полагаю, не выдержали нашествия блох… К вам можно? – Он остановился в холле, как бы не испытывая особой уверенности в том, что его примут с распростертыми объятиями.

      – Входи! – закричал О’Мара изнутри.

      – Я вам помешал? – Он смотрел на Мону, не догадываясь, кем она мне приходится.

      – Это моя жена Мона. Мона, это наш новый друг Осецки. У него сейчас кое-какие проблемы. Не возражаешь, если он у нас немного побудет?

      Мона тут же протянула ему бокал бенедиктина и ломтик кекса.

      – Что это такое? – спросил он, принюхиваясь к густой жидкости. – Откуда это у вас? – Он переводил взгляд с одного на другого, словно присутствующие таили от него какой-то страшный секрет.

      – Как вы себя чувствуете? – спросил я.

      – В данный момент хорошо, – ответил он. – Возможно, даже слишком. Чувствуете? – Он дыхнул мне в лицо, ухмыляясь еще шире и окончательно уподобляясь рододендрону в цвету.

      – А как блохи поживают? – осведомился О’Мара светским тоном.

      Мона сначала хихикнула, затем громко рассмеялась.

      – Дело в том, что… – начал объяснять я.

      – Можете ничего не скрывать, – успокоил меня Осецки. – Это уже не секрет. Скоро доберемся до сути. – Он поднялся. – Извините, не могу это пить. Слишком пахнет терпентином. А кофе у вас не найдется?

      – Разумеется, – ответила Мона. – Может быть, сделать вам сэндвич?

      – Нет, только чашку черного кофе… – Краснея, он опустил голову. – Я, знаете ли, только что хлебнул с друзьями. Боюсь, я им поднадоел. И я их не виню. Им в последние месяцы порядком досталось. Знаете, временами мне кажется, что я и впрямь сошел с катушек. – Он помолчал, изучая, какое впечатление произведет на нас его признание.

      – Ну, не расстраивайтесь, – сказал я, – все мы немножко того. Вот О’Мара только что рассказывал нам про психа, с которым вместе жил. Сходите с катушек сколько вашей душе угодно, только мебель не ломайте.

      – Да вы бы и сами свихнулись, – вновь заговорил Осецки, – если б эти твари всю ночь напролет сосали у вас кровь. И весь день тоже. – Он приподнял брючину – продемонстрировать оставленные тварями кровавые следы. Икры Осецки были сплошь испещрены царапинами и ссадинами. Мне вдруг стало чертовски жаль его. Зря я в тот раз поднял его на смех.

      – Может, вам переехать в другую квартиру?.. – предложил я неуверенно.

      – Не поможет, –