Другой понедельник. Евгения Донова

автомобили. Иногда, в периоды низкой покупательской активности, он получал голый оклад, и этих денег едва ли хватало на еду, в эти месяцы Машина работа была основным источником дохода. Когда же в месяц у Вани случалось по пять-шесть продаж, зарплата становилась более чем приличной.

      – Здорово, – поддержала мужа Маша.

      Она доела ужин и откинулась на спинку стула. Фуф! Четверг. Осталось пережить еще один день, и можно будет расслабиться – в выходные они с Ваней отсыпались, занимались хозяйством и ходили в гости.

      – Слушай, ты никогда не задумывался, какого цвета дни недели? – вдруг поинтересовалась она. Ваня бросил на нее такой взгляд, что она тут же пожалела, что задала свой глупый вопрос. Его поднятые брови и ухмылка как бы говорили: «Что за странные вопросы, женщина?»

      – Что за вопросы, женщина? – спросил он, дожевывая картошку. Ваня всегда говорил то, что думал. А что он думал, всегда можно было прочитать у него на лице. Маша смущенно ответила:

      – Да я так, просто… Подумала вдруг. У меня вот, к примеру, четверг коричневый.

      Ваня рассмеялся:

      – Коричневый? Кто же тебе так этот день изгадил?

      Маша смущенно засмеялась:

      – Никто, я люблю четверги. А у тебя они какого цвета?

      – Да никакого! Все будние серые, выходные красные. Как в календаре. Кино смотреть будем?

      Маша поспешила собрать посуду и пошла на кухню ее мыть. Последовательность действий была очень простой. Приготовить, съесть, убрать, лечь отдыхать. Мыслей о том, чтобы разнообразить эту последовательность, не возникало уже давно. Хотелось только спать или в отпуск. Даже трехдневный тур в Турцию с кучкой возрастных бухгалтеров казался неплохой идеей.

      Маша закончила, пошла в ванную и долго рассматривала свое лицо в зеркале. Под усталыми светло-карими глазами наметились первые морщинки, уголки губ выглядели чуть приопущенными.

      В молодости ей казалось, что она красива. Но как оказалось, красота не в длинных волосах и ресницах, не в цвете глаз и размере груди. На всех школьных и институтских фотографиях она улыбалась, обнимая друзей, на многих даже смеялась, откинув назад голову с копной длинных темных волос. И пусть на этих снимках она не выглядела идеальной: где-то вылезал второй подбородок, а где-то были прищурены глаза – но тогда она жила и жила по-настоящему.

      Со временем, когда огонек ее влюбленности в мужа постепенно стал угасать, превращаясь в тлеющие угольки ровной и уверенной любви, а быт из дополнения к романтике превратился в саму суть ее жизни, жизнелюбие постепенно выветрилось, как и желание фантазировать, как и несбыточные, но такие мотивирующие к действиям мечты. Это была не депрессия, ни в коем случае. Это просто была жизнь – такая, какой живут все.

      Маша знала, что все дело в отношении. У нее было все, и состояния счастья можно было достичь, проведя над собой определенную работу. Любящий и заботливый муж, ни разу не оскорбивший и не обидевший ее за все восемь