Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!. Сергей Нуртазин

начинался словами: «К бойцам, командирам и политработникам», а в конце добавил от себя:

      – Наше дело правое – мы победим!

      Спустя час рота Хитрова в составе передового отряда дивизии двинулась на запад по дороге на Элисту. Ехали на машинах. Полуторки следовали одна за другой. Селиванову и Вострецову не повезло, они ехали в кузове последней машины, и вся дорожная пыль, подымаемая следующей впереди техникой, оседала на них. К тому же утренняя прохлада сменилась полуденной жарой. Затихли разговоры и смех. Красноармейцы дремали, с унылым видом смотрели друг на друга или на местность, которую проезжали. А она с каждым километром становилась все более безрадостной. Все реже встречались пересохшие озерца и протоки, на мелководье которых бродили кулики, неподвижными корягами стояли цапли, плавали утки. Все чаще можно было увидеть желтовато-бурую от выгоревшей травы степь.

      Селиванов достал флягу, сделал глоток, чтобы промочить пересохшее горло и, глядя на товарищей, сказал:

      – Чего приуныли, гвардейцы-десантники?! На похороны едем или врага бить? Споем нашу, походную:

      Стелются черные тучи,

      Молнии в небе снуют.

      Красноармейцы нестройно подхватили:

      В облаке пыли летучей

      Трубы тревогу поют…

      С каждым словом песня набирала силы, красноармейцы запели слаженнее, и вскоре над степью полетело дружное:

      С бандой фашистов сразиться

      Сталин отважных зовет.

      Смелого пуля боится,

      Смелого штык не берет…

      Глава вторая

      Августовский день достиг своего апогея. Ослепительное и раскаленное солнце безжалостно поливало зноем маловодную калмыцкую землю. Над степью стояло марево, раскаленный воздух дрожал от жары. Горячий, с запахом полыни, навоза и пыли ветер, играясь, гнал по желто-коричневой степи шары перекати-поля и сухую траву. Казалось, все живое погибло или спряталось от нестерпимого пекла, и только одинокий орел, воспарив высоко в бледно-голубое, почти бесцветное небо, купался в прохладных воздушных потоках.

      Селиванов высунулся из окопа, воткнул в бруствер саперную лопату. Порыв ветра бросил в лицо песок. Николай протер глаза, сплюнул.

      – Вот зараза!

      К краю окопа подошел Вострецов.

      – Ты чего ругаешься?

      – Чего. От хорошей жизни ругаюсь. Вот чего. Копаешь, копаешь, а песок опять в окоп сыпется. Да еще пот глаза ест.

      Бурый кусок земли отвалился с того места, где стоял Вострецов, упал на дно окопа.

      – Вот, еще ты тут топчешься, как корова в стойле! Иди, копай свою ячейку, нам еще ходы сообщения до вечера подготовить надо, – Селиванов нагнулся, поднял комок, откинул в сторону. Вострецов на слова товарища не обиделся, знал, что тот любит иногда поворчать и подшутить над ним, однако уважения к нему не терял. Николай был старше на три года и опытнее в воинском деле, имел медаль «За отвагу» за финскую кампанию, а кроме того на него можно было положиться. Гришка помнил, как их, молодых