Двенадцать стульев. Илья Ильф

новгородские частушки…

      Далеко-далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны, и черноземный Баттистини запел:

      На стене клопы сидели

      И на солнце щурились,

      Фининспектора узрели —

      Сразу окочурились…

      В центре земли эти частушки вызвали бурную деятельность. В трубе послышался страшный рокот. Не то это были громовые аплодисменты, не то начали работать подземные вулканы.

      Между тем помрачневший инспектор пожарной охраны спустился задом по чердачной лестнице и, снова очутившись в кухне, увидел пятерых граждан, которые прямо руками выкапывали из бочки кислую капусту и обжирались ею. Ели они в молчании. Один только Паша Эмильевич по-гурмански крутил головой и, снимая с усов капустные водоросли, с трудом говорил:

      – Такую капусту грешно есть помимо водки.

      – Новая партия старушек? – спросил Остап.

      – Это сироты, – ответил Альхен, выжимая плечом инспектора из кухни и исподволь грозя сиротам кулаком.

      – Дети Поволжья?

      Альхен замялся.

      – Тяжелое наследие царского режима?

      Альхен развел руками: мол, ничего не поделаешь, раз такое наследие.

      – Совместное воспитание обоих полов по комплексному методу?

      Застенчивый Александр Яковлевич тут же, без промедления, пригласил пожарного инспектора отобедать чем бог послал.

      В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.

      – Сашхен, – сказал Александр Яковлевич, – познакомься с товарищем из губпожара.

      Остап артистически раскланялся с хозяйкой дома и объявил ей такой длиннющий и двусмысленный комплимент, что даже не смог довести его до конца. Сашхен – рослая дама, миловидность которой была несколько обезображена николаевскими полубакенбардами, тихо засмеялась и выпила с мужчинами.

      – Пью за ваше коммунальное хозяйство! – воскликнул Остап.

      Обед прошел весело, и только за компотом Остап вспомнил о цели своего посещения.

      – Отчего, – спросил он, – в вашем кефирном заведении такой скудный инвентарь?

      – Как же, – заволновался Альхен, – а фисгармония?

      – Знаю, знаю, вокс гуманум. Но посидеть у вас со вкусом абсолютно не на чем. Одни садовые лоханки.

      – В красном уголке есть стул, – обиделся Альхен, – английский стул. Говорят, еще от старой обстановки остался.

      – А я, кстати, не видел вашего красного уголка. Как он в смысле пожарной охраны? Не подкачает? Придется посмотреть.

      – Милости просим.

      Остап поблагодарил хозяйку за обед и тронулся.

      В красном уголке примусов не разводили, временных печей не было, дымоходы были в исправности и прочищались регулярно, но стула, к непомерному удивлению Альхена, не было. Бросились искать стул. Заглядывали под кровати и под скамейки, отодвинули для чего-то фисгармонию, допытывались