Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга вторая. Герман Шелков

Они затевают драки и ходят побитые, нервные и издерганные. В конце концов хорошенькая женщина вынуждена уехать со строительства и ждать мужа в доме у его матери или у своей.

      Но были и свободные женщины. Помню двух таких подружек, лет тридцати, из бригады облицовщиц, грубых, некрасивых, сильно накрашенных, стремящихся в мужскую компанию. Они пили пиво наравне с мужчинами, курили папиросы, играли в домино. Наверное, они приехали сюда, чтобы найти мужей, создать семью, но выбрали неправильную, неподобающую тактику. Не следовало им сквернословить, выпивать и все время говорить то одному, то другому: «Слушай, Коля, женись на мне!» Или: «Знаешь, что, Сашка, а пойдем завтра расписываться!» Желающих не находилось, и обе эти подружки становились все злее и грубее, и в отместку на неудачи нападали на женщин помоложе и на девушек-маляров, которым было по восемнадцать-девятнадцать лет, кричали им: «Эй, Зойка-комсомолка, а ты себя сегодня в зеркале видела? Иди в тайгу – на свидание к медведю, самое верное для тебя дело!» Девушку звали не Зоя, а, к примеру, Светлана, однако это не имело значения. Грубые подружки стремились унизить всех, кто был помоложе и посвежее и привлекал внимание мужчин. Хотя среди свободных женщин и девушек хорошеньких я почему-то не видел. Не знаю, почему. Наверное, симпатичные девушки боялись ехать на работу в тайгу, наверное, об этом ходили какие-то нехорошие слухи и разговоры.

      Моя специальность была связана с электричеством, но мне предложили работать каменщиком, сказали, что и денег заплатят больше, и выделят квартиру в построенном мною же доме. Я согласился. Научился класть кирпичи, и до сих пор умею это делать. Сначала платили 160, потом 180 рублей в месяц. И я был разочарован, так как рассчитывал, что в тайге, далеко от центра, будут платить не меньше двухсот рублей, а то и триста. Стал узнавать: будут ли надбавки к зарплате и нет ли места повыгоднее, и выяснил, что 180 рублей – это предельно высокая оплата труда для таких, как я. Получалось, что у меня есть только один выход: отчаянно копить деньги, не тратя даже на портвейн в выходные дни. Это был единственный способ осуществить хотя бы некоторую часть моих замыслов. Только так я мог купить себе, например, мотоцикл. Другие строители тоже копили средства. Ходили в спецовках, в кирзовых сапогах, в ватниках и рассказывали, что как только сберкнижка как следует «распухнет», вот тогда они заживут. Но не здесь, в тайге, а в своем родном городе или на южном курорте. Помню слова тридцатишестилетнего Дмитрия П., монтажника-верхолаза: «На кой черт мне эта тайга – чтобы тут жить?

      Я что, медведь? Я дома, в Молдавии, дом куплю, сад, разверну хозяйство, на базаре буду торговать, а тут пусть комсомольцы живут и прочее дурачье». Этот человек тяготел к деньгам, к зажиточности, к единоличному хозяйству, а не к коллективу. Взглядов этого верхолаза придерживались многие, кому было за тридцать. Некоторые объясняли, что они уже «наигрались» в «светлое завтра», хорошая жизнь им нужна сейчас, как можно скорее. Поэтому они презирали слово «комсомолец»,