Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания. Кирилл Привалов

черном подземелье. Мотор замолчал, и свет стал тусклым-тусклым. Ну и дела! Никаких объяснений происходящему не было, и в вагоне – естественно, переполненном, – начало назревать волнение. «Свят, свят, свят!» – мелко крестилась бесцветная женщина неопределенного возраста. Толстый мужик в кожаной куртке злобно и подозрительно сверлил взглядом двух деревенских теток из «плюшевого десанта»: в душегрейках из старого бархата и с огромными мешками за спиной. К счастью, внешность у белокожих, румяных поселянок, видимо, приехавших в столицу на рынок откуда-нибудь из-под Тамбова или Рязани, была самая славянская. Иначе их бы запросто записали в потенциальных шахидок. Деловитый парень рядом со мной принялся играть на кнопках мобильного телефона, но тот упрямо молчал. Именно это показалось мне наиболее странным во всем происходящем. Обычно на этой станции метро связь по «мобиле» устанавливалась без проблем: туннель прорыт не столь глубоко.

      Я проверил свой телефон. Он работал, но, кажется, не работала вся сеть… В вагоне, лишенном вентиляции, стало тяжело дышать. Люди, уже не на шутку возбужденные, начали тревожно переговариваться. Самым диким в этой ситуации было то, что никто из московского метрополитена ни о чем пассажиров не информировал. Никаких объяснений происходящему. Что там? То ли непосредственно в метро форс-мажор произошел – не дай Бог, если в этой сумке на «Белорусской-кольцевой» и впрямь лежала бомба! – то ли наверху что-то глобальное и трагическое случилось?

      Какой-то подвыпивший мужичок, как Кот Бегемот с примусом, не расстающийся с полупустой пивной бутылкой, – словно с талисманом из прежней жизни, решил взять инициативу на себя и пробрался к устройству аварийной связи с машинистом. Нажал кнопку и провозгласил с форсированной интонацией и отработанными смысловыми паузами, совсем по-дикторски:

      – Внимание! Внимание! Машинисту поезда! Говорит пассажир вагона 030! У нас пропало электричество! У нас пропало электричество!..

      Тишина. Никакого ответа.

      Дядя не унимался:

      – Повторяю! Говорит вагон 030! У нас пропало электричество!..

      Все в вагоне затихли, осознав важность момента. Словно космонавт обращался из далекой, затерянной в безвоздушном пространстве туманности к Матери-Земле, в Центр управления полетами: «Беркут, Беркут, я – Сокол!..» А согретый пивом и вниманием публики дядя, почувствовавший возросшую собственную социальную значимость, отхлебнул из горлышка и опять с достоинством нажал на переговорную кнопку:

      – Внимание! В вагоне 030 нет электричества! Свет пропал! Прием-прием…

      Важный, как спикер Думы, дядя обвел взглядом соседей по вагону и прислонился волосатым ухом к дырочкам вставленного в пластиковую стенку громкоговорителя внутренней связи. И не напрасно – оттуда сперва что-то нечленораздельно прохрипело, булькнуло, а потом понеслось один к одному пивному дяде в тон:

      – Внимание! Внимание! Говорит машинист поезда! Говорит машинист поезда!.. Слышно меня?!

      – Слышно хорошо! Очень даже хорошо, товарищ машинист, слышно! –