Шторм на Крите. Сергей и Дина Волсини

едва держалась на ногах и при каждой возможности то опиралась рукой о перила, то прислонялась к стене. Он не торопил, поддерживал ее и временами почти нес ее на себе, до того она ослабела. Что с ней такое, удивлялся Антон Ильич? Казалось, она не могла унять в себе дрожь, и ноги ее не слушались. Неужели так волнуется?

      Он и сам волновался. И все еще боялся спугнуть свою бабочку каким-нибудь неосторожным словом, неловким движением. Ему не верилось, что все уже решилось. А вдруг она возьмет да и передумает? Перестанет смеяться, посмотрит на него строго и скажет, мол, будет вам, Антон Ильич, повеселились и хватит, пойдемте по домам, поздно уже. Но Юля смеялась не переставая. Не его шуткам – он уже не шутил и вообще почти не разговаривал – а сама по себе, нервно, отрывисто, дрожа всем телом, то запрокидываясь назад и едва не падая, то сгибаясь пополам и утыкаясь головой в его живот. Антон Ильич крепко держал ее за плечи и с испугом вглядывался в ее лицо – уж не плачет ли она, в самом деле, не случилась ли с ней истерика?

      Лицо у Юли горело, а когда он дотронулся до ее руки, она оказалась холодной как ледышка.

      – Вы замерзли? – удивился он и, не дожидаясь, что она скажет, стал с горячностью целовать ее ладони.

      Наконец они добрались до его корпуса. Взобравшись по последним ступеням, они остановились, и он снова притянул ее к себе, целуя. Она вдруг перестала смеяться и посмотрела на него серьезно. У Антона Ильича душа ушла в пятки.

      – Где же ваш номер? Пойдемте скорей. Мне кажется, мы идем целую вечность.

      Антона Ильича разбудил яркий свет. Он открыл глаза. Это Юля включила лампу. Она одевалась.

      – Куда ты? Сколько времени?

      Было только около двух.

      – Почему ты уходишь? Останься.

      – Не могу.

      – Почему?

      – Не могу спать.

      – Давай вместе не будем спать.

      – Нет. Я волнуюсь, как мои долетят.

      – Не волнуйся, с ними все будет хорошо.

      – Они уже в аэропорту сидят. Мама мне прислала сообщение.

      – Еще же рано!

      – Ты не знаешь мою бабулю.

      – Останься, иди ко мне, – он хотел взять ее за руку, но она не далась.

      – Нет. Я лучше пойду к себе.

      Антон Ильич тоже поднялся с кровати. Юля уже пошла к дверям.

      – Встретимся на пляже? Как обычно?

      – Нет, завтра я без пляжа. Мне утром надо на счет номеров договориться, такси заказать. Давай на завтраке, в девять.

      – Ну хорошо.

      Он хотел поцеловать ее, но она выскользнула и бегом зашагала по коридору.

      Антон Ильич лег и потушил свет. Сон не шел. Он долго ворочался и не мог заснуть. Какие-то беспокойные мысли крутились у него в голове и не давали забыться.

      В воскресенье погода поменялась. С самого утра небо заволокло облаками. Кое-где еще виднелись просветы, за которыми ярко горело рассветное солнце, но вскоре и они затянулись, облака слились, растворились друг в друге и превратились в сплошную синеву, туманом нависшую надо морем. За завтраком зарядил дождь. Поначалу легкий и едва ощутимый, не то дождь,