Кругосарайное путешествие. Татьяна Стамова

дальше, не перебивай. – Марьянка любила во всём обстоятельность. – Ну так вот. Ты же знаешь, что никаких таких талантов и даже способностей у меня не было и нет. Ты видела, как я рисую: точка, точка, запятая – вышла рожица кривая.

      Я смотрела на асфальт.

      – А теперь слушай сюда. – По её голосу я поняла, что сейчас она скажет самое главное. – Есть один человек, который реально может мне помочь.

      – Я его знаю? – Я судорожно соображала, кто же это мог быть и какое я имею к этому человеку отношение.

      – Нет, в том-то и дело, что ты его не знаешь.

      Я поняла, что ничего уже не понимаю.

      – Ладно, – сказала я. – Говори дальше.

      Дальше выяснилось, что в нашем городе есть гипнотизёр, который может пробудить в человеке его скрытые творческие способности. («Очень глубоко скрытые и очень крепко спящие», – пошутила Марьянка.) В том числе художественные. И развить их. Вплоть до Рембрандта!

      В общем, я должна была составить ей компанию, чтобы было не страшно.

      – Слушай, это здорово! – сказала я. – Я тоже хочу. Только не до Рембрандта, а до Ван Гога.

      Теперь мы шли с ней по весенней улице, даже не понимая, весна это или не весна, наш город или не наш, а может, и страна другая или вообще другая планета. Мы прошли мимо зоопарка, даже не вспомнив, что там живут звери, потом свернули в один из переулков и наконец в тот самый двор.

      Там стояло длинное одноэтажное строение, может быть, бывшая конюшня. Невзрачное такое строеньице, но это только добавляло ему таинственности. На старой облупленной двери висела афиша:

      РАСКРОЙ СВОИ СПОСОБНОСТИ!

      Буквы были большие, чёрные; внизу была нарисована чёрная же рука, держащая толстую акварельную кисть.

      Мы остановились и переглянулись.

      – Ладно, Жень, где наша не пропадала, – решительно сказала Марьянка. Наверно, вспомнила о Рембрандте. Тогда я быстро вспомнила о Ван Гоге, и мы вошли.

      В прихожей, возле вешалки робко топтались нераскрытые дарованья, как юные, так и пожилые. Потом появился великий гипнотизёр и велел всем занять места в зале – на стульях возле стеночки. Он был небольшого роста, с огромными залысинами, с абсолютно чёрными глазами и одет во что-то тёмное. Он сказал, чтобы мы расслабились. Это ещё не занятие, а только знакомство. Все разом выдохнули.

      – Закрыли глаза, – сказал великий гипнотизёр.

      Мы закрыли.

      – Веки тяжелеют, тяжелеют веки. Веки тяжёлые, тяжёлые, совсем тяжёлые.

      Мои веки совсем не хотели тяжелеть. Вместо этого внутри меня проснулась моя глупая смешинка, которая, как кашель, объявлялась в самый неподходящий момент.

      – Руки перед собой, – рокотал немилосердный голос. – Сжали пальцы. Крепче. Ещё крепче.

      Я изо всех сил сжала пальцы в кулаки. Вот это я умела. Мне иногда приходилось драться с мальчишками во дворе.

      – Кулаки тяжёлые. Гири чугунные. Чугунные гири.

      Я представила себе, как мы тупо сидим на стульях (Марьянка, я и все эти засыпающие дарованья), с тяжёлыми веками и чугунными кулаками, и почувствовала, как меня просто раздирает смех. А когда меня раздирает смех, то я слабею. Я стала