Своих не бьют. Владимир Слепченко

жду… – нервно постукивая по столу ручкой, продолжала она.

      – Елена Владимировна, мне больше нечего добавить.

      – Я же сказала, что мне нужна правда, – повышая тон, задребезжала классная. – В нашей школе должен быть полный порядок.

      Стас смотрел себе под ноги и молчал.

      – Смотри Хромченко. Твое молчание приведет к тому, что в следующий раз тебя просто прибьют. А еще хуже, если из—за твоего молчания хулиганы останутся безнаказанными и чего доброго пострадает кто—нибудь еще. И виноватым в этом будешь ты. Понял?

      Стас кивнул головой.

      – Язык что ли проглотил, – съязвила Елена Владимировна.

      – Да, понял, – проговорил Стас.

      – Раз понял, иди, подумай. А потом все расскажешь.

      Стас вышел из класса и присоединился к Кеше, поджидавшему его в углу большого шумного холла, где группировались и перемещались гулкие школьные массы. Кеша прислонился к стене и уставился в окно.

      – Ну и чего она домогалась тебя? – спросил он друга.

      – Да, – махнул рукой Стас. – Про синяки спрашивала. Кто их мне нарисовал.

      – А ты что?

      – Да что я? Сказал, что упал. Что еще говорить—то?

      Кеша задумался.

      – Неплохо было бы от Киселя избавиться, – наконец сказал он вслух, рассеянно глядя перед собой. – Но нужен особый способ. Если его заложить, вряд ли из этого что—нибудь выйдет.

      – Я не стукач! – возмутился Стас.

      – Не мешай, я не с тобой разговариваю. Просто размышляю вслух, – перебил Кеша. – Способ… возможно, я найду подходящий, – усмехнулся он.

      – Что за способ—то?

      – Узнаешь, – напустил на себя таинственный вид Кеша. – Пошли пополнять кладовую знаний. Скоро звонок.

      Вечером, когда Стас сидел за столом с родителями, отец поинтересовался:

      – Ну что, как неделя прошла, чем порадуешь?

      – Нормально.

      – А принеси—ка дневник, мы с матерью взглянем.

      Стас вышел из кухни. Сердце сжалось в маленький комочек. Он попытался взять себя в руки, но воображение уже начало свою работу, рисуя красочные картины расправы, которую через несколько минут учинит ему отец. Стас вошел в свою комнату и достал из сумки дневник. С трудом переставляя непослушные ноги, он вернулся в кухню и протянул его отцу.

      – Так, неплохо, – просматривая дневник, произнес отец. – А это что такое? Почему сначала по английскому пятерки, а тут тройка? – ткнул он пальцем в аккуратно выведенную красными чернилами оценку. – Зря тебя, что ли, Галина Викторовна нахваливала? Или ее переводческий опыт не дотягивает до программы московской средней школы? – съязвил отец. – Не понял? Что это значит фр. яз?

      – Французский язык. Я перешел во французскую группу, – опустив глаза, тихо произнес Стас.

      Отец и мать вопросительно переглянулись. Стас заметил, как побледнело и осунулось лицо матери и как виновато забегали за линзами очков ее глаза.

      – Что это значит? Как это, он перешел? Какой к чертовой матери французский?!