жиров и водопроводной воды и не мешать углеводов с протеинами: на его долгой тропе крепкие мозолистые пятки не знали обуви; хозяин же, войдя во вкус, просто и с сильным чувством исполнил, облачившись в тонко позвякивавшую металлическими штучками меховую накидку, танец Уходящего лета, горячо убеждая остаться ненадолго и зазывая на охоту; он звал на следующий год, в гости, здесь теперь хорошо, говорил он, электричество уже год как провели, суровый гурон расписывал свои местные красоты, закаты и размеры местных мишек, разворачивал неслыханные перспективы, хлопал по плечу, сокрушался, что сил нет, как жаль стрелять в снежного барса, советовал не соваться пока в пределы Кислого озера, неужели других озер тут мало, места безлюдные и озеро нехорошее, дурное; рекомендовал напоследок не пользоваться по возможности языком чухарей, тут этого не любят, однако на ночь можно остановиться у какого-нибудь одинокого егеря, это свободно, ничего страшного, только не надо говорить, что без оружия, а лучше вскользь (как бы между прочим) обронить, не акцентируя: калибр там, в смысле, лимит…; сообщалось еще о неких источниках живой воды, сокрытых от постороннего глаза в нужных местах, здесь же замечалось многозначительно, что цивилизации они не известны и известны никогда не будут, но вот тут в доме, насколько хозяин помнил, вода была, чуть не полный бидон, если не выпили, десятый уже, наверное, месяц стоит – и ну хоть бы что ей, воде; он еще какое-то время озирался, мучительно вспоминая, поднимал что-то такое в углу и тащил немедленно и с торжественностью пить это, в целях естественной тут профилактики энцефалита и прочей разной здешней мерзости, переносимой клещами, «осталось еще полбутылки, надо же…»
Вблизи лошадь оказалась на редкость рослой, недоверчивой как ртуть, даже пугающей, каким и должен быть, по идее, хороший лесной конь – горячим, почти черным, опасным для постороннего. Это было не какое-нибудь там хмурое плюнувшее на все создание, от рождения спроектированное под стать оглобель и определенное к перетаскиванию телеги с места на место, сей неприветливый профиль уже наперед знал все возможные поползновения, угощения и фальшивые напутствия, глазом блестящим и злобным, мохнатыми ноздрями, всем своим негостеприимным рельефом ясно давая понять, что взятые тут высоты занятыми будут оставаться недолго и особо много с них не насмотришь, – пахнущий мрачный зверь был достаточно высок, чтобы глядеть на него снизу вверх.
Торчавшая прямо у старого отполированного седалища удобная для хватания штука, туго спеленутая кожаными аккуратными стежками, как бы приглашала попробовать себя в новом качестве, – этим всем явно пользовались, буднично и без всяких внешних аффектов. Гонгора просто не мог упустить редчайшую возможность, просто не простил бы себе потом, он всегда прямо до боли в пояснице мечтал занести в анналы личного опыта что значит одномоментно, единым простым и естественным рывком