Час исповеди. Почти документальные истории. Евгений Панов

так, будто творили мозаику из старых, привычных вещей.

      В мой первый день, когда мы с Валеркой зашли в гостиницу бросить чемодан, на наши голоса, распространявшиеся, очевидно, по всем фанерным боксам пустой в этот час общаги, заглянул парень – маленький, плюгавый такой, в бриджах и в тапочках. Глаза – блестящие коричневые пуговицы.

      – А вы что, ребята, новенькие?

      – Да.

      – Откуда?

      – Из Москвы.

      – А! Далеко. Тут больше питерских.

      – А ты давно служишь?

      – Хм… три месяца осталось…

      Мы подавленно молчали.

      – Куда вас сунули? Третья? ТЭЧ? Нормально. Только в четвертую

      не ходите: там и командир – дерьмо, и инженер – дерьмо. – Парень взглянул на часы. – Э, мне на службу пора…

      Мы завистливо смотрели на закрывшуюся дверь.

      22 апреля меня представили на построении в эскадрилье. За день до этого я познакомился с командиром, начальником штаба, замполитом, инженером, начальником своей группы старшим лейтенантом Савиным и двухгодичником Колькой Митяевым, которому тоже три месяца осталось… Все начальники спрашивали, как я отношусь к водке, все вспоминали про двухгодичника Хорькова, тоже из МЭИ, спившегося здесь и работающего сейчас в Москве грузчиком. Замполит высказался прямо:

      – Главное, не пей, и служба у тебя пройдет спокойно, нормально.

      Меня вызвали из строя, я вышел и повернулся дюже неловко, затормозившись каблуком на ноздреватом бетоне и накренившись основательно влево. Может, кто и засмеялся, я не видел толком ничего.

      День был солнечный, но не весенний: блестящий, как поздней осенью, холодный. Шел последний день какого-то «перевода», все были заняты; меня Савин послал смотреть «живой вертолет», я полез с Митяевым вовнутрь МИ-10. Первый раз я был в вертолете.

      Говорят, наш гарнизон – самое приличное место в военном округе. Прочие – неописуемые дыры; говорят, глушь там, болота, бараки и такая тоска, что хоть вешайся. Так что у нас относительный комфорт, все же сносные условия и культурные центры, хотя и сугубо местного значения, под боком.

      Мое дело – изучать вертолет, «входить в строй» (программа ввода рассчитана на месяц), все остальное меня не касается. Вертолет я совсем не знаю, мы же изучали в институте лишь теорию отдельно взятых приборов, устройств; в лагерях больше валяли дурака, да там, к тому же, были самолеты. А здесь нужно, чтоб вертолет летал и был исправен, нужно его контролировать и находить неисправности, если они обнаруживаются. Работа, короче, сугубо практическая, опыт важен и практика. Тут сидят офицеры и сверхсрочники, съевшие собаку в этом деле. Конечно, они не разбираются в теоретических тонкостях. Может, они даже не знают, как генератор вырабатывают электроэнергию, но машины у них работают. А это все, что нужно армии.

      Когда мы валяли дурака в институте, спихивали разные зачеты и прочее, на военной