Час исповеди. Почти документальные истории. Евгений Панов

презрительное. Хлопот он доставлял много, летал редко, летчики его побаивались. Не зря же, а с явной насмешкой его окрестили «Аполлоном»! Новый борттехник, узнав, что его переводят на МИ-10, целый день ходил по стоянке, сообщал всем новость и смеялся при этом нехорошим смехом.

      Печальна участь машины, которую не любят, которой опасаются, на которой боятся летать. В конце концов насчет «Аполлона» выработалось негласное решение: отогнать в 76-ом, когда по плану положено, его на рембазу в Конотоп, а оттуда не забирать, сославшись на то, что некому летать.)

      Приказано ходить в шапках.

      Вчера достал я из чемодана свою новенькую шапку, из кучи бижутерии, разных аксельбантов и побрякушек вытащил «краба», который показался мне именно тем, нужным, положенным к шапке, вымерил логарифмической линейкой расстояние, нашел середину, проделал ножницами дырку и водрузил «краба» на место.

      Иду сегодня утром в столовую, сияю. Здороваюсь на крыльце столовой с сослуживцем. Он вдруг замолкает на полуслове и смотрит на мою шапку. Вид у него забавный: обескураженный и даже обиженный.

      – Что это ты прицепил?

      – Как что?

      – Это же от парадной фуражки, «капуста»!

      Я потрясен. Что же делать? Времени, чтобы сбегать домой и сменить железяку, нет. Может, не так и заметно? Нужно на построение, и я иду на плац, чувствуя себя так, будто бы иду без штанов. И все, черт возьми, замечают, смотрят на мою шапку… Или преувеличиваю?..

      Подхожу к своим. Вернее сказать, опасливо приближаюсь. Стоят Спиридонов, Градов, Трошкин… Приближаюсь…

      Меня замечает Спиридонов, открывает рот и почему-то начинает делать суетливые движения руками. Все оборачиваются и смотрят на меня. И я вдруг с изумлением понимаю, что они не удивлены, что им даже не смешно! Они шокированы. Я совершил святотатство.

      – А что? – начинаю оправдываться помимо своей воли. – Видел, что какая-то железка на шапке, но не приглядывался. Взял похожую…

      В мое положение все-таки входят. Собирается консилиум, словно у постели тяжелобольного. Решают: «капусту» снять и спрятать, сказать, что «краб» только что сломался, отвалился, потерялся. В строю прячусь, качаюсь, пригибаю голову. Пронесло. После построения несусь домой на велосипеде, меняю «капусту» на «краба».

      «Инцидент исперчен». А ведь вышел не просто забавный эпизод. «Краб» на шапке – вещь серьезная. Очень серьезная.

      Я случайно нарушил устав, и весь монастырь всколыхнулся, и послушники растоптали бы меня.

      Двухгодичники – 4

      Барабаш все подсмеивается над Потаповым:

      – Ну и жучок, ну и жучок… Год отсутствовал и при этом руководил комсомольской организацией!

      Перезвонов, штурман эскадрильи, секретарь парторганизации и – в отсутствии Кураева – замполит, политический босс, одним словом, сопит над шахматной доской, водит над ней похожими на сосиски