Житие борзого. Повести и рассказы. Елена Дымченко

привязала один конец к железной скобе, вбитой в стену, а другой продела в колечко ошейника и крепко затянула.

      – Пойдем, Беленький, пойдем гулять, – чмокнув его в лоб, она тихонько потянула веревку.

      Коротай даже не поднял головы.

      – Миленький, ну пойдем, – стала уговаривать она его, уже сильнее потянув веревку на себя.

      Он поднял голову, но остался лежать.

      – Ну что ж ты лежишь, пойдем во двор, тебе понравится, – она почти плакала.

      Она не понимала, почему он не бежит радостно на улицу. Она не сомневалась в том, что возможность прогулки должна радовать его, а он даже не хотел вставать. Не зная, как же убедить его встать, она, присев, обняла его одной рукой за шею, а другой гладя его по голове, стала шептать ему прямо в ухо:

      – Беленький, ты не бойся, он тебя не тронет. Он только пьяный дерется, а когда трезвый – он тихий. Ну пойдем, пожалуйста, ну пожалуйста.

      Выпрямившись, она уже сильнее потянула веревку и он, наконец, встал.

      – Ну вот умница, молодец! Ну пошли, пошли.

      Она медленно задом пятилась к выходу и настойчиво тянула его за собой. Нехотя он двинулся за ней.

      В дверях он снова остановился. Яркий свет, от которого он отвык, резал ему глаза. От свежего воздуха закружилась голова, ноги неожиданно стали ватными, он почти не чувствовал их. Опустив вниз отяжелевшую вдруг голову, он стоял, пошатываясь, в дверях. Девочка, не понимая почему он опять встал, была раздосадована. Ей так хотелось увидеть его радость, благодарность за ее подарок. Она часто представляла себе, как выведенный ею во двор, он будет весело бегать, радостно лаять, ловить собственный хвост, как это делали другие собаки. А он даже не хотел выходить.

      – Ну что ты опять встал, – раздраженно сказала она и резко дернула веревку. Ей вдруг захотелось ударить его, обругать. Впервые ощутив подобное желание, она тут же устыдилась себя, она почувствовала себя плохой, злой, ведь он так болел, наверно, и сейчас ему плохо, а она злиться на него. Раскаянье бросило ее к собаке, и порывисто обняв его за шею она стала целовать его в морду, приговаривая:

      – Миленький, прости, прости меня, пожалуйста, я больше не буду.

      Обнимая его она почувствовала, как он дрожит всем телом.

      – Тебе плохо? Да? – забеспокоилась она. – Ну, пойдем назад, пойдем, полежишь.

      Она стала тянуть его назад, в темноту сарая, но он и туда не шел. Он упрямо стоял, опустив голову, прикрыв глаза и не двигался ни туда, ни обратно.

      – Господи, ну что же делать! – взмолилась она со слезами. Чувствуя свое бессилие, она стала постепенно впадать в панику, не зная, что делать. В отчаянии, она стала резко дергать веревку, вновь начиная испытывать желание ударить его, такого упрямого и непослушного. Коротай, расставив ноги, казалось врос в землю, как будто решил назло ей не двигаться ни туда, ни сюда.

      – Оставь ты его. Что ты его дергаешь? Отвык он, пусть отойдет, притерпится. – вдруг